Пусть умрёт - [18]

 Предложили выпить за него. Налили вина, и кто-то прокричал:

      — Bene tibi!

      — Vivas! Vivas![1] – подхватили остальные.

      Потом все принялись увлеченно обсуждать уже состоявшиеся представления и детали предстоящих баталий. Вчерашний день – первый день праздника – уже успел принести приятные сюрпризы. Состоялась грандиозная раздача: император не поскупился и пожаловал своим гражданам по кругленькой сумме; вереницы рабов принесли большие корзины с разнообразной снедью для сенаторов и всадников; не были забыты и плебеи, правда им досталось кушаний поменьше. Но никто не обижался – так уж было заведено, ибо считалось установленным свыше – каждому полагался свой кусок пирога, и можно было не сомневаться, что за этот кусок любой будет драться, невзирая ни на что.

      Обсудили ристания, потом выступления в театре кифаредов и кифаристов, состязания поэтов. Больше всего восхищались императором, который выступил со своими стихами; он первый приступил к трапезе, подав сигнал к началу пиршества; подарки народу разбрасывал в театре щедрой рукой.

      Тут все повернулись к единственной женщине, расположившейся немного поодаль. Она неторопливо расчесывала волосы маленькому мальчику, сидящему у нее на коленях. Это была старуха-сивилла, каких по тем временам бродило немало по городам империи. На черное одеяние ниспадали распущенные седые волосы; изредка она исподлобья бросала неодобрительный взор на веселящуюся компанию.

      — А что хорошего скажешь ты, Сибилла? – обратился к прорицательнице хозяин заведения Телеф, неспешно вытирая руки о полу туники.

 Слово «хорошее» прозвучало с изрядной насмешкой – недаром за старухой закрепилась жуткая слава предсказательницы несчастий. Но что поделаешь, знать наперед, что тебя ждет, будь это даже беда, много важнее, чем вовсе ничего не знать.

      — Да охранит вас Теллура! Предстоит немало бедствий, что неизбежно падут на головы римлян за их высокомерие к другим народам... за неумеренность в развлечениях и наслаждениях, – подтвердила свою мрачную репутацию старая Сибилла, не прекращая расчесывать мальчику волосы.

      — Что ты там мелешь, старуха? – оборвал ее на полуслове Телеф, поежившись под ее пронзительным, прожигающим  насквозь взглядом. – Какие такие несчастья могут грозить нашей могущественной Империи, клянусь копьеносным Квирином, покровителем римлян?

      — Запомни и ты, раб без роду-племени, – спокойно, но со зловещими нотками в голосе продолжала Сибилла, – эта страна обречена... А люди?.. Они все погибнут, их души заберет к себе в подземное царство Плутон, а его жена Персефона сотрет им память навеки.

      — Какой же он раб, Сибилла? – вступился за хозяина заведения неожиданно очнувшийся Полибий. – Волею неукротимого Градивуса славный Телеф честно заработал свободу своим мечом. Расскажи-ка ей, как храбро ты дрался, когда был гладиатором, – обратился он к Телефу и снова уронил голову на стол.

      — Все знают, – начал Телеф недовольно, – что светлейший хозяин, да продлят боги дни его в этом мире, дал мне волю...

 Старуха, подняв руку в повелевающем жесте, прервала его на полуслове:

      — Ты был и останешься рабом, ничтожный – даром что тебя на волю отпустили, – вперила она взор в мужчин, как бы объединяя и уравнивая всех между собой. – Вы все рабы!

 Дружный хохот был ответом на это отдающее безумием утверждение. Когда шум улегся, кто-то, все еще судорожно всхлипывая и размазывая слезы по лицу, не в силах сдержать приступы смеха, спросил:

      — А ты сама, Сибилла... ты тоже рабыня?

      — Замолчи, раб, – невозмутимо ответила старуха. – Вы хотели узнать правду? Так знайте же! Каждый из вас считает себя свободным. Нет... все вы рабы, начиная от самого презренного копателя могил и кончая жирным сенатором. Помните, помните, как предостерегал несчастный иудейский царь Агриппа своих подданных! «Все вы рабы, – говорил он, – будь вы отважные презирающие смерть и обладающие огромной телесной мощью германцы; или ужасающие мармариды, одно лишь имя которых вселяет страх в сердца людей; будь вы мавры или нумидийцы,  живущие на бескрайних просторах, простирающихся до безводной пустыни сирты, где кончается любая жизнь; будь вы могущественные галлы, защищенные высокими Альпами с востока и полноводным Рейном с севера; будь вы утопающие в золоте иберийцы или даже греки, афиняне, сокрушившие могущество Азии у Саламина, или лакедемонцы, с их храбрым царем Агесилаем, пятьсот лет назад разгромившие парфян в Беотии, и триста мужей которых еще раньше у Фермопил  под предводительством Леонида погибли, но не сдались... Предпочли погибнуть за свободу. Где эти герои древности? Все, все их потомки теперь рабы, как и все другие триста пять племен. Рабство – тяжкое испытание для народа.». А я вам скажу иначе: свобода – еще более тяжкое испытание для того, кто был рабом хоть день.

      В голосе старухи прозвучала тоска по временам, когда люди сражались не за обретение свободы, а за то, чтобы не потерять ее.

      — Не хочешь быть рабом, – продолжала она усталым голосом, – никогда не покоряйся, а если однажды покорился – ты раб. Даже если восстанешь – всего лишь непокорный раб... Раб взбунтовавшийся... для того, чтобы выторговать для себя кусок послаще. И стоит тебе его дать, даже не дать – просто пообещать, и ты опять будешь покорно лизать ноги своему хозяину. Не раб тот, кто никогда не покорялся... А вы... Вы добровольно принимаете эту участь, добровольно склоняете головы перед Римом, которому достаточно всего лишь нескольких легионов, чтобы держать пятьдесят стран в повиновении... А всё потому, что добровольно! Даже подати вы платите добровольно... Вы сами создаете себе хозяев и превращаете их в идолов – обожествляете, наделяете несуществующими чертами, добродетелями и властью над собой. Они могут наказать вас, изгнать, заточить в темницу, убить, когда заблагорассудится. По их приказу вы пойдете в бой и погибнете с их именами на устах, так и не поняв, что они никто, они не существуют, если бы ни вы сами. У каждого из вас есть свой и у всех – один. И так будет всегда! Пройдет тысяча лет, и такие же, как вы, будут создавать себе живых кумиров, а создав, боготворить. Такие же, как вы, будут отдавать жизнь за них, по их приказу. Рабы были, есть и будут всегда! И вы, и они – вы все гладиаторы на арене жизни, убивающие друг друга на потеху своим хозяевам...