Пусть умрёт - [19]

      Тут Сибилла встала во весь рост, оказавшимся неожиданно немалым. Мальчик стоял у нее в ногах, тараща на всех огромные карие глаза и теребя маленькой ладошкой свои густые черные кудри. Глаза старухи разгорелись неистовым светом, как две яркие звезды. Она распрямила спину, откинула со лба волосы, волшебным образом помолодев у всех на глазах, и начала, раскачиваясь, декламировать на манер греческих поэтов:

 Да и такие есть, иль народятся,

 Кто поклоняться станет наслажденьям,

 Кто предпочтет земные блага

 Любови к ближнему и самоотреченью.

 Кому установленья и законы предков

 Не будут более примером...

      — И римляне тоже рабы, – прервала она свою декламацию, – они только не осознают этого... им только кажется, что они свободны, а они... они такие же рабы, как и все.

 Глаза вещуньи потухли и стали бездонными, как черная ночь, спина сгорбилась, и перед всеми снова предстала древняя неопрятная старуха. Исчезла гипнотическая сила, которая только что держала всех в оцепенении. Эта метаморфоза была не менее удивительна, чем только что прозвучавшие откровения старухи.

 Когда же присутствующие пришли в себя, тишину нарушил голос Телефа, который, как и полагается хозяину, первым поспешил перевести разговор на положительный лад, отвлекая внимание гостей своего заведения от зловещих прорицаний Сибиллы.

      — Скажи-ка лучше, старуха, а правду говорят, что ты предсказала самому императору гибель от меча заговорщиков? – спросил он.

      — Если так говорят, значит неспроста... Но запомни: император такой же раб, как и все другие. И императором он будет только до тех пор, пока удобен всем, – ответила ставшим вновь сварливым голосом старая колдунья.

      — И ты не побоялась, что он прикажет отрубить тебе голову? – не сдаваясь, продолжал дразнить ее настырный Телеф и, повернувшись к собравшимся, театрально воздев руки к небу, воскликнул: – Послушайте, люди, говорят, она даже не поздоровалась с человеком, прославившимся отвратительным характером и омерзительной привычкой казнить подданных и за меньшие прегрешения.

      — Видимо, старая вещунья – исключение из правил, – высказал свою догадку Полибий.

      — Так скажи нам – ты действительно не боишься гнева императора?  – не унимался Телеф.

      — Собака, которая боится хозяина, скорее укусит. Бойся того, кого приблизил.

      — Ха-ха, – весело рассмеялся тот. – А если он все же приказал бы убить тебя?

      — Я так стара, что этим он мог лишь оказать мне услугу, – ответила Сибилла, бросив на мужчин бесстрашный взгляд.

      Шел 849-й год со дня основания Вечного города…

      Александр закончил рассказ. Алёна долго молчала, а потом спросила:

      — Что было дальше?

      — Что было дальше, расскажу в следующий раз. Мне пора собираться, – ответил он.

      — Алик, ты все это придумал, да?

      — Нет, Алё, честно: приснилось.

      — А ты что, когда-то бывал в Риме? Ты мне не рассказывал.

      — Алёна, послушай. В том-то и дело, что я никогда там не был. И еще... – он замялся, – эта сивилла?

      — Старуха-прорицательница?

      — Да, она. Кстати, «сивилла» и означает «прорицательница». Так вот, пока ты спала, я покопался в Интернете.

      — Что, старуха уже в Интернете? – перебила Алёна.

      — Погоди, Алён, я серьезно. Дело в том, что ее рассказ, приснившийся мне… о царе Агриппе... ну, тот, иудейский царь, припоминаешь?

      — Ну, помню, помню. И что?

      — Так вот... некоторые слова из ее рассказа поразительно точно совпадают с его монологом, обращенным к своему народу, описанным Иосифом Флавием в своей «Иудейской войне». Можешь убедиться сама – на экране как раз тот самый фрагмент из его книги.

      — А... ну теперь всё ясно. Ты когда-то читал эту книгу и поэтому тебе и приснился такой сон. Причинно-следственная связь налицо!

      — Да в том-то и дело, Алёна, до сегодняшнего дня я никогда не брал в руки эту книгу...

      — Ты что, серьезно хочешь меня убедить в том, что во сне услышал те же слова, ну, текст, который передал нам древний историк в своей книге, и утверждаешь при этом, что книгу эту  никогда в глаза не видел?

      — Именно!

      — Какой же ты врун, Максимов! – только и нашлась Алёна, что сказать.

      — Как знаешь… Я и сам обалдел! И тебя понимаю – звучит, действительно, невероятно. Но, тем не менее, хочешь – верь, хочешь – не верь, а всё это – чистейшая правда от первого до последнего слова.

Глава IV ПОД ЗВУКИ ТАНГО В «БУЭНОС-АЙРЕСЕ»

...счастливые обстоятельства дружба

украшает, а несчастливые облегчает...

Цицерон, «О дружбе»

      Филипп Синистер никак не мог запомнить разницу во времени между Москвой и Нью-Йорком. А если по правде, Максимов не сомневался – он просто придурялся. Продрал утром глаза и, не особенно задаваясь вопросом о разнице в часовых поясах, набрал номер. И на сей раз, как и всегда, позвонил в три часа ночи и задал потрясающий глубиной своей глупости, но весьма распространенный вопрос:

      — Я тебя случайно не разбудил, old boy?.

 Затем, терпеливо выслушав ответ, который можно было легко предугадать, произнес примирительным тоном:

      — Когда ты узнаешь, по какому поводу я звоню, ты перестанешь чесать свои яйца и простишь мне не только звонок, но еще и попросишь звонить каждую ночь до конца жизни.