Пусть посмотрит в глаза граница - [12]

Шрифт
Интервал

Ломоносову хотелось весёлого толкового дела!

Одно, срочное, он надумал и, встав затемно, прошёл в санаторский клуб - к библиотеке. Но там было закрыто, и, выйдя во двор, он сел на порог. Хоть бы кто живой! Тихо, как на Белом море!

Солнце, озаряя лес, высовывало алый бок, да прижившийся бурундук Борька теребил под тоненькой сосной здоровую шишку.

Вдруг он подпрыгнул - полоски на спине вытянулись в линеечку - и мигом юркнул в жаркий от росы кустарник. А из-за бугра, покачиваясь, выглянули верхушки молоденьких рябин и, медленно ступая, показался нёсший их на плече высокий, в ватнике и кепке, санаторский истопник и сторож, которого Ломоносов про себя звал сразу тремя словами: «Иванов, Бугров, Фёдоров».

На виске у него блестела смуглая прозрачная кожица, и под ней пульсировала каждая жилка.

Говорили, что на войне он был тяжело ранен, «долго лежал в госпитале, не приходя в себя, а когда очнулся, стал вспоминать всё, что с ним было. Он и писать-то учился заново. По рекомендациям врачей писал привычные слова: «лес», «корова», «город», фамилии знаменитых артистов, названия фильмов, которые смотрел до войны,- всё, что напоминало прошлую жизнь.

Но в конце каждой страницы, подумав, обязательно дописывал восемь одних и тех же фамилий, и начинались они тремя: Иванов, Бугров, Фёдоров.

Приехал он в сосновый санаторий на лечение да так и остался в спокойном месте жить и работать. Говорил он со всеми редко и коротко. Вечерами приходил в клуб, садился в углу напротив телевизора, смотрел со всеми кино и матчи, а если показывали войну, вздыхал, вытирал глаза и, крутнув головой, уходил к себе в комнату - к тетрадке, в которой выводил строчки, начиная их с Иванова, Бугрова, Фёдорова…

Кто и что за этими фамилиями - никто не знал. А когда спрашивали, он только прикрывал веки и пальцем просил повременить, не мешать…

Вот он-то и поднимался сейчас по бугру с целой семьёй рябинок в мешке, которые собирался высадить у въезда в санаторий. Там уже шелестела стройными по-солдатски рядками высаженная им рощица молодых дубков.

Увидев Ломоносова, он было кивнул, но тут же остановился:

- А что это ты ни свет ни заря?

- Дело есть! - вздохнул Ломоносов.

- Хорошее дело - на ступенях сидеть.

- А бумаги нет,- сказал Ломоносов.-Библиотека закрыта.

- А большая бумага нужна? - спросил Иванов, Бугров, Фёдоров, опуская на землю мешок с деревцами.

- Большая,- сказал Ломоносов.- Для больших букв. Во!

Истопник молча кивнул, показал на деревца: постереги. Входя в помещение, погремел ключами и, скоро возвратись, протянул Ломоносову большой лист ватманской бумаги.

- Спасибо, Николай Акимович! - обрадовался Алёша и, благодарно кивнув, скрылся в своей комнате.

А часа через полтора он уже весело пробивался по камышовой тропинке, за спиной его подпрыгивал ранец, а под мышкой белела большая бумажная труба.

…У школы шумели ребята: малыши на солнышке играли в «пятнашки», старшие сидели на пороге, поглядывая, когда появится Иван Кузьмич, хотя до начала уроков оставалось минут пятнадцать. Зина заглядывала в учебник, повторяла отрывок из былины, а Мышойкин, похрустывая огромной морковкой, заинтересованно смотрел на камыши - ждал появления Ломоносова.

Камыши не шевелились, и Мышойкин стал что-то соображать и посматривать то на Поросюшу, то на Митю, будто хотел что-то спросить.

Но в это время кто-то крепко хлопнул его по плечу. Испуганно оглянувшись, он увидел Ломоносова, который вынырнул совсем с другой стороны.

- Привет! - весело сказал Ломоносов.

- Привет! - радостно откликнулся Мышойкин.- А я тебя жду! Задачи решил?

- А то! - сказал Ломоносов.

- Дай, а? - оглянувшись, попросил Мышойкин под строгим взглядом Зинки.

- Возьми! - щедро сказал Ломоносов.

- Да где?

- А здесь! - Ломоносов хлопнул себя по лбу длинным свёртком бумаги.

- А говорил - решил! - презрительно усмехнулся вдруг Мышойкин и махнул морковкой, всё глядя на бумажную трубу.

- А чего сам делал-то? Небось ждал, пока отец картошки начистит?

- Да нет,-сказал Митя,-он сегодня морковкой обходится!

- Морковкой? - посмотрел Ломоносов.-А ничего, молодец! Какую здоровую вынянчил!

- А это не он! - мгновенно вмешалась Зинка. - Это Варвара Ивановна вырастила. С нами! А он на пороге сидел.

- А хрумкает он! - сказал Ломоносов и вдруг остановился, удивлённый неожиданным поворотом мысли.

- Ты гляди! - повернулся ко всем Алёша.-Он хрумкает, а у наших друзей-пограничников морковка на кухне кончилась! Вот это да! - И он снова взмахнул своей непонятной бумажной трубой.-Куда это годится?!

Зина быстро забегала глазами, будто забеспокоилась, и почему-то подняла ранец.

Тут из калитки вышел Иван Кузьмич, открыл школу, и ребята вошли в класс, рассаживаясь по партам.

За две первые, у окна, сели четверо первоклашек. За ними второклассники Жучков и Жуков, следом три третьеклассника и две одинаково круглые сестры Ершовы - четвёртый класс. А пятый класс разместился справа, у географической карты полушарий.

Иван Кузьмич просмотрел задания у младших, пожурил, похвалил и раздал работы на урок: первоклассникам положил заготовленные с вечера классные тетради - писать по две строчки цифру «2», второклассникам и третьеклассникам отметил в тетрадках номера примеров; сёстрам Ершовым дал составленную для них на листках контрольную. И пока младшие занимались письменно, приготовился разобрать со старшими домашнее задание у доски.


Еще от автора Виталий Титович Коржиков
Морской сундучок

В книгу вошли стихи и рассказы о море и моряках, о морских приключениях и далёких плаваниях, а также повесть «Волны словно кенгуру» — о кругосветном путешествии, в котором участвовал сам автор.Книга адресована детям младшего школьного возраста.


Волны словно кенгуру

Две повести («Мы идём на Кубу» и «Волны словно кенгуру») о плавании советских моряков в дальние страны на Кубу, в Японию, Америку, Индию, о встречах с интересными людьми, о морских приключениях, участником которых был сам автор.


Вот какой Пахомов! (сборник рассказов)

Рассказы о мужественных и добрых людях, дальневосточных пограничниках.



Весёлое мореплавание Солнышкина

Увлекательные приключения юного матроса Алешки Солнышкина на борту парохода `Даешь!` не оставят равнодушным даже самого ленивого читателя. А команды бывалого капитана Плавали-Знаем обязательно вызовут у вас улыбку.Содержит 42 иллюстрации Г. Валька.


Буран

Произведение из сборника «Барбос и Жулька», (рассказы о собаках), серия «Школьная библиотека», 2005 г.В сборник вошли рассказы писателей XIX–XX вв. о собаках — верных друзьях человека: «Каштанка» А. Чехова, «Барбос и Жулька» А. Куприна, «Мой Марс» И. Шмелева, «Дружище Тобик» К. Паустовского, «Джек» Г. Скребицкого, «Алый» Ю. Коваля и др.


Рекомендуем почитать
Не откладывай на завтра

Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.



Как я нечаянно написала книгу

Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).


Утро года

Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.


Рассказ о любви

Рассказ Александра Ремеза «Рассказ о любви» был опубликован в журнале «Костер» № 8 в 1971 году.


Мстиславцев посох

Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.