Пусковой объект - [26]

По этой причине наиболее ответственные системы и узлы проходили предварительные испытания на специальных стендах и только после этого транспортировались в Шевченко. Одним из самых сложных и ответственных технологических комплексов являлась система наведения и перегрузки топливных пакетов…

Для биологической защиты от радиации корпус реактора закрывался сверху двумя многотонными защитными плитами, которые в проектной документации назывались большая и малая поворотные пробки”. Главная техническая проблема заключалась в том, каким образом производить смену или перестановку топливных кассет внутри наглухо закрытого, герметически закупоренного стального котла. Да еще под слоем жидкого натрия, разогретого до температуры 500°. Понятно, что все операции перегрузки должны совершаться дистанционно управляемым манипулятором. Таким манипулятором являлся специальный „механизм перегрузки” (МП), установленный в малой пробке. Обе пробки — и большая, и малая — должны быть на металлическом гидрозатворе. При разогревании сплава гидрозатвора он позволял поворачивать пробки вокруг своих осей. А поскольку пробки монтировались не соосно, а эксцентрично одна в другой, появлялась возможность разворотом пробок на определенные углы установить механизм перегрузки точно над головкой определенной урановой кассеты. Точность „наведения” „МП” на кассету должна быть идеальной, плюс или минус три миллиметра. Разумеется, достигнуть такой точности без вычислительных управляющих машин было невозможно.

Система разворота пробок („наведение”) и сам механизм перегрузки (МП) должны были без сбоя проработать все двадцать пять проектных лет, которые были отпущены реактору для жизни.

Проектирование электрической части системы „наведения” и „перегрузки пакетов” было поручено московским институтам ВНИИЭМ и ЦНИИКА. В качестве базовой основы системы предполагалось использовать бортовые авиационные и вычислительные машины УМ-1НХ, предназначавшиеся по замыслу их разработчиков для систем точечного бомбометания. Конструирование и изготовление всех механических внутрикорпусных манипуляторов возложили на Особое Конструкторское бюро (ОКБМ) в городе Горьком. История создания этого конструкторского бюро теряется в дебрях сталинского управления социалистическим хозяйством. В конце сороковых годов было на то указание Сталина: для выполнения любых, самых фантастических военных заданий в самые кратчайшие сроки!

В состав ОКБМ вошли не только проектные и конструкторские отделы, но и опытные заводы, полигоны для испытаний; химические, металловедческие, физико-технические лаборатории и вспомогательные подсобные службы. Всего десять тысяч человек. За одной колючей проволокой. Под управлением одного генерального директора И.И. Африкантова, в кабинете которого была поставлена кремлевская вертушка. Сталин мог легко вызвать Африкантова на ковер в любое время дня. Но чаще звонки бывали ночью. Африкантов ни разу не подвел ни Сталина, ни Центральный комитет партии. Само перечисление основных изделий и конструкций этого ОКБМ, некоторые из которых известны сейчас всему миру, представляет собой государственный секрет. Вот именно здесь в Горьком, на одном из испытательных стендов № 740 было решено произвести предварительный монтаж, стыковку и проверку работоспособности и надежности систем „наведения” и „перегрузки” реактора БН-350.

В испытании принимали участие заинтересованные организации Москвы, Ленинграда, Горького и Обнинска. От эксплуатации в работе стенда приняли участие несколько механиков и прибористов. От министерства контроль осуществлял неприметный и тихий, спокойный и хитрый Геннадий Александрович Киселев.

От ОКБМ на передний план были выдвинуты две колоритные фигуры, Юрий Николаевич Кошкин и Боря. Первый был главным конструктором дистанционных механизмов перегрузки, которые испытывались на стенде. Это был типичный русский изобретатель с врожденной технической интуицией. Ему было уже за шестьдесят. Поджарый, седой, с острым носом. Глаза его устали от жизни, которую он наблюдал вокруг. От чертежей и конструкций, от тупости и несправедливости. На всех заседаниях межведомственной комиссии он позволял себе закрыть глаза и вздремнуть, хотя в уме фиксировал все дельные замечания и предложения. И вносил необходимые изменения в свои конструкции с немыслимой оперативностью. Но глаза его оставались равнодушными и безразличными к начальникам любого уровня, членам комиссии, которые горячо и шумно обсуждали за столом ход испытаний. Его взгляд оживал только при виде перед собой молодых женщин приятной наружности. Кошкин тогда подтягивался, у него появлялась масса вопросов к этим порхающим созданиям, которые он задавал им беспрерывно, стараясь обнять талию или плечи. Возраст и авторитет конструкторского Гения позволяли ему вести себя легкомысленно и фривольно. Но никто на него не обижался. Его даже по-своему любили. Женщины, знающие Кошкина, флиртовали с ним без всякого стеснения, напоказ для всех, как на театральных подмостках. Как только женская фигура исчезала с горизонта, Кошкин затухал и терял интерес к жизни. Ему хотелось закрыть глаза и вздремнуть.