Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников - [125]

После смерти брата, Лев, сильно огорчённый, хотел ехать во Францию и вызвать на роковой поединок барона Геккерена, урождённого Дантес; но приятели отговорили его от этого намерения.

Соч. VIII, 236—239.

II. Из замечаний на 2-е издание «Стихотворений А. С. Пушкина, не вошедших в Полное собрание его сочинений». Berlin. 1870. [395]

1. «От всенощной, вечор, идя домой…» (стр. 6).

— Едва ли Пушкина, окроме двух последних стихов всё прочее довольно вяло.

2. «Вольность» (Стих «Когда на мрачную Неву…» и сл., стр. 16).

— Едва ли не лучшая строфа. Тут Пушкин был дома, живописец слова… За исключением некоторых сильных и счастливых стихов остальное довольно слабо.

3. «Кинжал» (стр. 18—20).

— Глупое преступление Занда не стоило таких восторженных стихов. Если нашёлся бы убийца на Булгарина, стал ли бы Пушкин воспевать его?

4. «Сказали раз царю…» (стр. 21).

— Речь идёт о графе (князе) Воронцове.[396]

5. «Десятая Заповедь» (стр. 27—28).

— Последние 4 стиха как-то не клеятся к предъидущим.

6. «Иной имел мою Аглаю…» (стр. 29).

— На Давыдова жену, Александра Львовича, впоследствии вышедшую замуж за Себастиани.

7. «Вишня» (последние стихи, стр. 71).

— Не мог в 1815 году Пушкин написать такие безобразные стихи — разве гораздо ранее:

Пастух то зреть мог,

и многие другие стихи чересчур плохи. И во всяком случае охота печатать такую дрянь. Это худая услуга и литературе и памяти поэта.[397]

8. «Холоп венчанного солдата…» (стр. 97).

— Вовсе не на Аракчеева, а на Стурдзу, написавшего современно смерти Коцебу политическую записку о немецких университетах. Второй стих пропущен: «Благослови свою судьбу». Последний после прибавлен, а может быть и не Пушкиным. Когда эти стихи ходили по рукам, пятого стиха не было.

9. «Князю А. Н. Голицыну» («Он добрый малый, брат…», стр. 98—99).

— Не говорится ли здесь о Василии Львовиче Пушкине? Впрочем не очень понимаю значения и соли этих стихов.

10. «Автору Истории Государства Российского» (стр. 103—104).

— Я убежден, что стихи не Пушкина.

11. Пометка Пушкина: «Услышал о смерти Рылеева, Пестеля, Муравьёва…» и т. д. (стр. 155).

— Пушкин вероятно записал бы о казни, а не просто о смерти.[398]

12. «Арион» (редакц. примеч.: «Поэт был один из тех немногих, которые уцелели от тогдашней невзгоды», стр. 161).

— Как же не уцелеть, когда он не принадлежал к заговору. Напротив, император вызвал Пушкина из ссылки.

13. «Медный Всадник» («Россию вздёрнул на дыбы…», стр. 166).

— Моё выражение, сказанное Мицкевичу и Пушкину, когда мы проходили мимо памятника. Я сказал, что этот памятник символический. Пётр скорее поднял Россию на дыбы, чем погнал её вперёд.

14. (По поводу кишинёвских записей, стр. 191.)

— Это объясняет запальчивость Пушкина. Хоть он и не принадлежал к заговору, который приятели таили от него, но он жил и раскалялся в этой жгучей и вулканической атмосфере. Все мы более или менее дышали и волновались этим воздухом. 

III. Из рассказов П. А. и В. Ф. Вяземских о Пушкине (По записи П. И. Бартенева)

В 1816 году для Карамзина отвели казённый дом в Царском Селе, прямо против Лицейского сада (второй дом от угла). Бруни, отец знаменитого художника, занимавшийся при дворе реставрацией картин, нарисовал нарочно на стене одной комнаты этого дома портрет Карамзина. Карамзин очень этому удивился и немедленно велел замазать портрет. — Рядом с ним жил граф Толстой (женатый на Протасовой), который не мало удивлялся, за что Карамзину такая милость.

Чаадаев познакомился с Пушкиным у Карамзина. Ещё прежде он слышал о нём от своего товарища по Московскому университету А. С. Грибоедова, который хвалил ему стихи Пушкина на возвращение государя из чужих краёв в 1815 году (этих стихов Пушкин никак не хотел печатать).

В 1818 г. И. В. Васильчиков сказал Чаадаеву, своему адъютанту: «Вы любите словесность. Не знаете ли вы молодого Пушкина? Государь желает прочесть его стихи, не напечатанные». Чаадаев передал о том Пушкину и с его согласия отдал Васильчикову «Деревню», которая отменно полюбилась государю (была переписана самим Пушкиным, разумеется с её последними стихами, которые долго не разрешались к печати).[399]

Княгиня Вяземская в 1824 г. ездила в Одессу с сыном Николаем, лет 7-ми. Пушкин очень его любил и учил всяким пакостям. — «Будь он постарше, я бы вас до него не допустила». В Одессе Пушкин прибегал к княгине Вяземской и, жалуясь на Воронцовых, говорил, что подаст в отставку. Когда решена была его высылка из Одессы, он прибежал впопыхах с дачи Воронцовых весь растерянный, без шляпы и перчаток, так что за ними посылали человека от княгини Вяземской. Иногда он пропадал. «Где вы были?» — На кораблях. Целые трое суток пили и кутили. — Раз, во время прогулки по морю на лодке, он прочитал княгине своего Демона. Он признавался княгине в своей любви к Ризнич и сказывал, что муж отослал её за границу из ревности.

Когда Пушкин был женихом, свадьба долго откладывалась; княгиня Вяземская по его просьбе ездила к Н. И. Гончаровой и просила скорее кончать. Пушкин отдал своих 25 т. на приданое. Будущего пушкинского тестя, умоповреждённого Николая Афанасьевича Гончарова, княгиня Вяземская видела в церкви у Большого вознесения в Москве и говела с ним в одно время. Он прекрасно говорил по-французски и любил употреблять отменные выражения. «Je vous félicite avec la réception de la sainte cène».