Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья - [4]
Галаев прервал Колоскова: «Какие упаднические стихи! И потом, вы цитируете диссидента, он Родину продал за сладкую жизнь, за границу бежал».
«Как продал, куда бежал? – изумился Колосков. – У Мандельштама „сладкая жизнь“ закончилась в ГУЛАГе, он умер в лагере».
Билет «Спортлото»
На одном из первых потоков Высшей школы тренеров учились – и дружили – Геннадий Костылев, Павел Садырин и Эдуард Малафеев. Жили в общежитии в Измайлово, с удовольствием ходили на занятия, в свободное время играли в хоккейных коробках в футбол, друг другу помогали.
Как-то раз вдруг выяснилось, что все трое остались без денег. До стипендии еще несколько дней, а нормально поужинать уже не на что. И вдруг Геннадий Иванович Костылев достает билет «Спортлото» – он поигрывал – и говорит: билет выигравший. Ему, разумеется, не верят. Костылев заказывает такси, тройка садится в машину, отправляется к ближайшей сберегательной кассе, Малафеев и Садырин идут вместе с другом, Костылев сдает билет в окошечко и взамен получает 300 рублей – внушительную по тем временам (конец 70-х годов) сумму.
Конечно же, благо вечер наступил, отправились в центр, поужинали, немного выпили – пятнадцати рублей, между прочим, на вполне приличный ужин с выпивкой в ресторане «София» хватило. Решили прогуляться по улице Горького, нынешняя Тверская. Накрапывал дождичек. Садырин, дурачась, нес над Эдуардом Васильевичем, как над своим боссом, зонтик. Малафеев, вспоминал Костылев, шел впереди. У него довольно низко расположен центр тяжести, пятая точка потому слегка отклячена, и модный, плотно сидевший на Малафееве пиджак фалдил (Костылев, надо сказать, придумал замечательный глагол, объясняющий поведение пиджачных фалд на немного откляченной попе).
Садырин и Костылев, о чем-то споря и что-то друг другу доказывая, остановились напротив гостиницы «Минск» и вдруг увидели картину, заставившую их согнуться пополам от смеха. Какой-то мужичок схватил Малофеева, остановку друзей не зафиксировавшего и продолжавшего двигаться вперед, за зад. Эдуард Васильевич, справедливо полагая, что дурачится кто-то из друзей, оборачивается и вдруг видит представителя нетрадиционной ориентации. Малафеев, не раздумывая, хватает его левой рукой за грудки, а правой бьет точно в лоб. Мужичок падает, потом встает, утирается и – чуть не плача, показывая на Садырина и Костылева: «А чего ты? Им можно, а мне нельзя?» Садырин потом долго еще донимал Малафеева: «Смотри, Эдик, будешь плохо себя вести, опять отведу на Горького».
Портрет на ковре
Однажды в советской Средней Азии, в одной глубинной ее части, у моего приятеля, прекрасного журналиста Сергея Микулика, местные футбольные аксакалы спросили совета. Приближался какой-то юбилей начальника Управления футбола Спорткомитета СССР Вячеслава Ивановича Колоскова, и к нему готовились в каждой уважающей себя чайхане. Микулик был приглашен на консультацию: лучшая местная ткачиха-вышивальщица только что закончила трудиться над портретом Колоскова в центре ковра – произведение предполагалось в скором времени послать с ходоками в Москву. Увидев портрет, Микулик сразу вспомнил московский музей Владимира Ильича Ленина, во всяком случае, ту его часть, в которой хранились ковры с изображением вождя мирового пролетариата, присланные монгольской, китайской и вьетнамской компартиями – на них Ильич был вылитым монголом, китайцем и, соответственно, вьетнамцем.
Среднеазиатская мастерица потеряла, видимо, фото Вячеслава Ивановича, на которое ей нужно было ориентироваться. Либо решила, что Колосков непременно должен походить на председателя местной Федерации футбола, только голова у него, как у главного в стране футбольного бая, должна быть умней и больше.
По лицам позвавших Микулика в консультанты людей он понял, что они абсолютного сходства с оригиналом тоже не находят, но коль лучшей по профессии сходства этого схватить не удалось, то от остальных ткачих-вышивальщиц можно было ожидать похожести Вячеслава Ивановича разве что на шефа местной Федерации стрельбы из лука.
Безвыходных ситуаций, однако, как известно, не бывает. Под портретом, к счастью, шел текст в дательном падеже: «Дорогому… с… летием от.» И приятель мой посоветовал все это аккуратно запаковать и в Москву везти, но при вручении ни намеком не дать понять Вячеславу Ивановичу, что на ковре он сам и есть – если, конечно, нет непреодолимого желания, чтобы местную команду с чемпионата страны сняли, – а мимоходом заметить, что изображен на нем герой народного эпоса, к футболу никакого отношения не имевший.
Прессинг по-узбекски
Игорь Шквырин, поигравший во многих командах, в частности, в «Днепре», «Алании», «Пахтакоре», в израильских клубах, закончил школу тренеров, получил лицензию и стал работать в узбекском «Алмалыке». Базировался «Алмалык» километрах в пятидесяти от Ташкента. Хозяин команды сказал Шквырину, что третье место, дающее право играть в азиатском клубном турнире, ему не нужно – не потянет финансово. Не нужно – значит, не нужно. Заняли четвертое место.
В сборнике представлены очерк о выдающемся советском футбольном тренере Б. А. Аркадьеве, главы из его ставших библиографической редкостью книг «Тактика футбольной игры» и «Игра полузащитников», а также не потерявшие своей актуальности статьи Б. А. Аркадьева, публиковавшиеся в спортивной прессе. Безусловный интерес вызовут также воспоминания людей, близко знавших Б. А. Аркадьева, – тренеров, спортсменов, журналистов.Для широкого круга любителей футбола.
С именем Анатолия Владимировича Тарасова (1918-1995) связана эпоха грандиозных побед хоккейной сборной СССР и хоккейного клуба ЦСКА в 1960-е — начале 1970-х годов. Первым из европейцев и первым тренером вообще он был принят в 1974 году в хоккейный Зал славы в Торонто — а это высшая честь в хоккейном мире, которой удостаивались немногие, особенно в те годы. В то же время едва ли найдется в истории отечественного спорта фигура более противоречивая и вызывающая столько споров и полярных суждений, как Тарасов.
Автор благодарит за финансовую помощь в издании «Избранного» в двух томах депутатов Тюменской областной Думы Салмина А. П., Столярова В. А., генерального директора Открытого акционерного общества «Газснаб» Рябкова В. И. Второй том «Избранного» Станислава Ломакина представлен публицистическими, философскими, историческими, педагогическими статьями, опубликованными в разное время в книгах, журналах, научных сборниках. Основные мотивы публицистики – показ контраста между людьми, в период социального расслоения общества, противопоставление чистоты человеческих чувств бездушию и жестокости, где материальные интересы разрушают духовную субстанцию личности.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Осенью 1960 года в престижном женском колледже Рэдклифф — одной из «Семи сестер» Гарварда — открылась не имевшая аналогов в мире стипендиальная программа для… матерей. С этого момента Рэдклифф стал центром развития феминистского искусства и мысли, придав новый импульс движению за эмансипацию женщин в Америке. Книга Мэгги Доэрти рассказывает историю этого уникального проекта. В центре ее внимания — жизнь пяти стипендиаток колледжа, организовавших группу «Эквиваленты»: поэтесс Энн Секстон и Максин Кумин, писательницы Тилли Олсен, художницы Барбары Свон и скульптора Марианны Пинеды.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.