Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья - [19]

– Зачем, – ответил зампред, сообщив, что звонили «оттуда», – ты десять раз повторял «подавляющее преимущество киевского „Динамо“»? В Москве миллионы болельщиков «Спартака», они завтра будут плохо работать.

– Да лучше бы, – сказал Николай Николаевич, – московское руководство помогло «Спартаку» создать команду, а то ведь стыдно было смотреть, как она играла в Киеве!

Былая мощь армейцев…

В советские времена кураторы прессы из ЦК КПСС регулярно наставляли журналистов, как и что им писать, и редакторов, что им печатать. Мимо внимания партийных начальников не проходило ничто. Секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин, например, кричал на главного редактора общеполитической газеты: «Кто вам дал право так озаглавить отчет о матче с участием ЦСКА – „Где былая мощь армейцев?“ Вы что же, считаете, что защита мирного труда советского народа стала ненадежной? Или – „Слабость „Динамо“ в обороне“.

Это что же получается, органы госбезопасности притупили свою бдительность?..»

Владимир Пахомов, многолетний спортивный обозреватель «Вечерней Москвы», рассказывал, как «Вечерка» однажды провинилась тем, что опубликовала снимок, полученный из фотохроники ТАСС: работница таллиннской кондитерской фабрики держит в руках коробки шоколадных конфет, на крышках которых изображена эмблема предстоявших в Мюнхене Олимпийских игр. Заведующий сектором спорта отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС Борис Гончаров объяснял «нерадивым вечерочникам», что Мюнхен – не тот город, а ФРГ – не та страна, которые следует рекламировать в советской печати.

«Вечерке» однажды крепко досталось за то, что гроссмейстер Сало Флор, отменно владевший словом и всегда писавший с долей юмора, в комментарии к отложенной партии в проходившем в Рейкьявике матче Спасский – Фишер предположил, какой возможный ход может сделать Спасский – ход, способный загнать Фишера в ловушку. Сам заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК Марат Грамов (будущий председатель Спорткомитета СССР) гневно выговаривал: «Кто дал вам право заниматься подсказками Фишеру? Разве непонятно, что при современных средствах связи Фишер моментально узнает о рекомендациях Флора и предпримет контрдействия, затрудняющие Спасскому атаковать!»

Так и виделась картинка: специальный агент Фишера покупает в киоске «Вечернюю Москву», находит рекомендации Флора, переводит и отправляет выведанный секрет через американское посольство в Москве в посольство США в Рейкьявике. Как раз поспеет к началу следующей партии. А если не забывать о том, с какой «нежностью» относился Фишер к соотечественникам-дипломатам, то, быть может, и к окончанию матча.

Отказ Ботвинника

Любителей шахматных историй, во множестве рассказанных блестящим журналистом Виктором Львовичем Хенкиным, с удовольствием отсылаю к книге его тезки, гроссмейстера Виктора Львовича Корчного «Шахматы без пощады». Воспоминания Виктора Хенкина, опубликовавшего в «Комсомольской правде» в дни работы ХХУ съезда КПСС шахматный комментарий под заголовком «Пешки – душа партии», о людях и времени, озаглавленные «Со своей колокольни», книгу венчают. Я же приведу здесь две истории, о которых поведал мастер шахматной журналистики, и обе имеют отношение к Михаилу Моисеевичу Ботвиннику.

«После того как Виктор Львович Корчной не вернулся из поездки в Голландию и попросил там политическое убежище, – пишет Хенкин, – спортивное начальство предложило подписать коллективное письмо с резким осуждением коллеги-невозвращенца. Лишь немногим удалось избежать позора. Среди них – Михаил Моисеевич Ботвинник, чей отказ от подписи имел для меня неожиданные последствия.

Тем же летом 1976 года я провел неделю в пионерском лагере „Орленок“, где написал статью о шахматной школе Ботвинника, проводившего там очную сессию. Статья была опубликована в одном из ближайших номеров газеты „Комсомольская правда“, шахматным обозревателем которой я значился, и привлекла внимание.

На следующий день меня вызвал тогдашний редактор газеты Л. Корнешов.

– Вам известно, – спросил он, – что Ботвинник отказался подписать письмо советских гроссмейстеров, осуждающих бегство Корчного?

– Известно, – ответил я. – Ботвинник никогда коллективных писем не подписывает.

– А вам известно, – продолжал он, – что „Голос Америки“ назвал вашего Ботвинника „совестью советских шахмат“?

Я промолчал. В те времена слушать „Голос Америки“ и прочие „вражеские“ голоса запрещалось. Передачи глушились специальными установками, однако российские умельцы ухитрялись ловить их даже на свои хилые приемники.

– В такой момент, – продолжал главный редактор, – вам не следовало предлагать к публикации материал о Ботвиннике. Вы допустили политическую беспринципность.

Я почувствовал себя, как на партийном собрании, на котором, к счастью, никогда в жизни не бывал.

– Лев Константинович, – произнес я на голубом глазу, – могу ли я расценивать ваше замечание как рекомендацию регулярно слушать „Голос Америки“?

Корнешов посмотрел на меня, как на ненормального. Но я уже закусил удила:

– Тогда распорядитесь, чтобы его не глушили.

Меня отстранили от работы на два месяца – в Кодексе законов о труде была такая мера взыскания».