Пушкин и финансы - [55]

По содержанию записки можно понять, что она являлась ответом на не дошедшую до нас пушкинскую записку, в которой Пушкин сообщал о подарке, сделанном его жене, и, очевидно, пошутил, что вместо серег ей подарили статую Екатерины, а также, вероятно, повторял сделанное когда-то в разговоре предложение купить статую, хотя бы для того, чтобы перелить ее в колокола. Также, очевидно, спрашивал, не был ли где-нибудь Мятлев на «немецкой масленице». Если эта записка действительно относится к 1832 г., то датировать ее можно, судя по упоминанию «бусурманской масленицы», ближайшими днями после этой «масленицы», т. е., скорее всего, 24–26 февраля.

Заметим, что 23 февраля Афанасий Николаевич точно был у Пушкиных, подарил Наталье Николаевне 32 фунта разного варенья. Не подарил ли он ей в эти же дни и статую? А Пушкин и написал об этом Мятлеву, получив хотя бы номинально статую в свое распоряжение?

В конце февраля или начале марта мог состояться и разговор Пушкина с Бенкендорфом, во время которого тот подал Пушкину надежду, что правительство может купить статую Екатерины (поэт упоминает об этом в своем письме к Бенкендорфу 8 июня). В конце февраля Пушкин достаточно активно переписывается с Бенкендорфом, в частности, по вопросам, связанным с цензурой, с разрешением осмотреть библиотеку Вольтера. Не исключено, что был у них и личный разговор в это время. Из письма Пушкина (от 8 июня) ясно, что во время его разговора с Бенкендорфом статуи в Петербурге еще не было. Только в этом письме он сообщает, что статую доставили в Петербург, причем пишет, что это он «велел привезти ее сюда» после того, как Бенкендорф подал ему надежду, что ее может купить правительство.

Можно допустить также, что при разговоре Пушкина с Афанасием Николаевичем обсуждался и вопрос о доставке статуи в Петербург. И не отправился ли Афанасий Николаевич вскоре (около 10 марта) в Полотняный Завод именно для того, чтобы организовать эту доставку? Во всяком случае, ясно, что ему что-то понадобилось срочно сделать в Полотняном Заводе. Иначе он вряд ли просто так поехал бы туда, чтобы через два месяца опять вернуться в Петербург.

Конечно, это достаточно хрупкие предположения, но они не противоречат, во всяком случае, тому, что определенно известно.

В Полотняный Завод Афанасий Николаевич должен был приехать около 20 марта, а через месяц он уже пустился в обратный путь. Похоже, что к рождению Маши 19 мая он не успел (возможно, еще задержался в Москве, куда он приехал, как уже упоминалось, не позже 29 апреля), так как деньги ей «на зубок» он подарил только 22 мая, а сделал он это, надо думать, сразу же по приезде.

Естественно предположить, что статуя Екатерины двинулась из Полотняного Завода одновременно с Афанасием Николаевичем или сразу вслед за ним, но тянулся этот тяжелый и громоздкий обоз, конечно, значительно медленнее и прибыл в Петербург, на Фурштадтскую улицу, уже перед самыми крестинами Маши, которые состоялись 7 июня.

А 8 июня, когда статуя уже была во дворе дома, Пушкин и написал свое письмо графу А.Х. Бенкендорфу.

Вот такую версию хронологии развития событий можно построить на основе достаточно скудных фактических данных. Повторяю, что это, конечно, не единственная версия, которую можно построить, но она кажется мне достаточно оправданной и логически, и психологически.

Остается совершенно неясным вопрос, насколько можно считать Пушкина с этого времени собственником статуи.

XI

Как уже упоминалось, Мартос, Гальберг и Орловский, выражаясь современным языком, дали положительное заключение о достоинствах статуи, и 18 июля 1832 г. это заключение было переслано в Министерство Императорского двора. Никакой реакции со стороны министерства почему-то не последовало. Но 2 декабря этого же года Пушкин писал П.В. Нащокину: «Мою статую еще я не продал, но продам во что бы то ни стало»[459].

В феврале 1833 г. Пушкин решил обратиться непосредственно к министру Императорского двора князю П. М. Волконскому. Письмо было написано Натальей Николаевной. Князь П. М. Волконский 25 февраля ответил вежливым отказом, сославшись на недостаток средств для покупки статуи. Этим ответом Волконского завершается специально заведенное по этому вопросу дело Министерства Императорского двора.

Нет никакой ясности в дальнейших действиях Пушкина и кого-либо еще по продаже статуи, хотя определенно известно, что статуя в конце концов была куплена Бердом-отцом. Но когда и как?

Имеется несколько документов, которые можно привлечь к попытке ответить на эти вопросы.

Во-первых, известна недатированная записка Пушкина к Л. М. Алымовой, хозяйке дома на Фурштадтской улице: «Покорнейше прошу дозволить г-ну Юрьеву взять со двора Вашего статую медную, там находящуюся»[460].

1 декабря 1832 г. Пушкин переехал от Алымовой в дом Жадимировского. Значит, записка написана после этого дня. Но с какой целью статуя передавалась ростовщику Юрьеву? Во всяком случае, до февральской (1833 г.) переписки с князем Волконским Пушкин еще распоряжался статуей.

В. В. Буряк обнаружила и опубликовала еще один очень интересный документ – письмо архитектора Монферрана к тому же князю Волконскому, написанное – заметим! – 7 марта того же 1833 г., т. е. через 10 дней после получения Пушкиным отказа Волконского.