Пушкин и финансы - [35]
14 октября 1830 г. отношением Нижегородского губернского правления в Нижегородскую гражданскую палату подводились итоги розыскам о благонадежности залога имения Кистенево и удостоверялось, что «казенных и партикулярных взысканий» на нем не имеется. После этого работа продолжилась в самой Гражданской палате. 15 октября 1830 г. был дан рапорт надсмотрщика крепостных дел палаты на предписание, направленное ему еще 27 сентября. В рапорте были перечислены все запрещения на имение Кистенево по операциям с недвижимостью в связи с выдачей под его залог займов:
По справке у крепостных дел чиновнику пятого класса и кавалеру Сергею Львовичу Пушкину оказались 3 запрещения <…>: 1-е за выдачу из сей Палаты 14 генваря 1827 года свидетельства Сергачской округи в селе Кистеневе на 100 душ; 2-е, за выдачу ж из сей палаты 16 июня 1828 года два свидетельства [так!] в том же сельце Кистеневе на 100 душ; 3-е 22 марта 1827 года по отношению С.-Петербургского опекунского совета за заем им в оном 3 февраля по свидетельству 14 генваря 1827 года денег 20 000 руб. под залог в сельце в Кистеневе 100 душ, и 4-е 23 августа 1828 года по отношению того ж совета за заем им в оном 10 июля того ж года по свидетельству 16 июня 1828 года денег 20 000 руб. под залог в сельце Кистеневе 100 душ с следующею по чину их землею.
Здесь же давалась ссылка на «запрещение, напечатанное в Сенатских объявлениях 1824 года за № 43 в статье 11072-й по распоряжению Московского губернского правления за неплатеж им по заемному письму московскому купцу Андреяну Тимофееву Заикину 1710 руб. на имение». Решением Петербургской палаты гражданского суда этот иск был сочтен малозначащим. Далее шли подписи пяти повытчиков, удостоверявших по своим «повытьям» отсутствие споров и исков на имении Кистенево[349].
16 октября 1830 г. было дано определение Нижегородской гражданской палаты о разрешении выдачи Пушкину свидетельства о благонадежности залога имения Кистенево «под росписку поверенного его дворового человека Петра Киреева <…>. С помянутого ж свидетельства отослать в Московский опекунский совет при сообщении точный список, а в совет и всей палате отписать запрещения, дать надсмотрщику ведение о запрещении с определения сего»[350].
Свидетельство о благонадежности залога имения Кистенева (подлинник его, представленный в Московский опекунский совет, не сохранился) было выдано Нижегородской гражданской палатой 17 октября 1830 г. В том, что касалось количества душ и земли, оно повторяло свидетельство Сергачского земского суда (см. выше); в конце же его была важная для всей операции запись:
Споров на сие имение не имеется, указного ареста и запрещения нет, казенной недоимки не числится. Палата дает в том свидетельство, удостоверяющее о благонадежности залога, при займе под сие имение денег от Московского опекунского совета. Октября 17 дня 1830 года, подлинное свидетельство подписали: председатель князь Кулунчаков, заседатели: дворянский Семен Попов и купецкий Максим Губин, скрепил секретарь Иван Келейников, скрепил протоколист Александр <фамилия нрзб.>, у подлинного свидетельства Нижегородской гражданской палаты печать. № 4217, таковое подлинное свидетельство поверенный г. Пушкина Петр Киреев получил и расписался[351].
В тот же день Петр Киреев, названный в приписке «приходчиком», забрал «под росписку» из Гражданской палаты свидетельство. В последних числах ноября 1830 г. Пушкин выехал из Болдина в Москву со свидетельством о благонадежности залога кистеневского имения и первыми оброчными деньгами от своих крестьян. «А. С. Пушкин выезжал из Болдина в тяжелой карете, на тройке лошадей, – вспоминал болдинский дьякон К. С. Раевский. – Его провожала дворня и духовенство, которым предлагалось угощение в доме. Когда лошади, вбежали на мост, перекинутый через речку, – ветхий мост не выдержал тяжести и провалился, но А. С. Пушкин отделался благополучно. Сейчас же он вернулся пешим домой, где еще застал за веселой беседой и закуской провожавших его, и попросил причт отслужить благодарственный молебен»[352]. Калашников отрапортовал Пушкину о починке кареты в письме от 19 октября 1831 г. В этом же письме есть упоминание о том, сколько было потрачено Пушкиным на введение во владение имением и получение свидетельства, – 400 руб.[353]
В ходе проверки благонадежности заемщика коронная администрация занималась лишь теми долговыми обязательствами, по которым в то или иное время давались официальные запрещения. Но оставались еще неявленные долговые обязательства, которые хранились, что называется, до поры до времени. Темные дельцы, «спекуляторы», ростовщики скупали просроченные векселя и долговые письма, выжидая, когда должники, затевавшие разного рода сделки с недвижимостью, оказывались перед необходимостью их срочной оплаты. Между повытчиками, ведущими разыскания по поводу затевавшихся сделок с недвижимостью, и темными дельцами шел активный обмен информацией. Не случайно именно ко второй половине октября (после 16-го) 1830 г. относится выписка (рукой неизвестного) из книги Петербургской палаты гражданского суда о запрещении на имение Пушкина: «По отношению С.-Петербургского губернского правления от 16-го октября 1830 года за № 2447-м наложено запрещение на имение коллежского секретаря Александра Сергеевича Пушкина за неплатеж титулярному советнику Кистеру по заемному письму, данному 1820 февраля 8-го дня на имя барона Штиглица [должно быть: Шиллинга. –
