Пушкин - это Россия - [3]

Все кончено: меж нами связи нет.

В последний раз обняв твои колени…

………………………………………………

Прошедшее, быть может, позабуду —

Не для меня сотворена любовь.

Во втором варианте все переведено в другой ключ, элегически мягкий и задушевный. Убраны окончательности: «все кончено», «в последний раз», «не для меня». Из всех этих четырех строк сохранено только «быть может» — и эти слова раздумья, размышления, колебания, нерешенности, душевной боли и взяты как основная тональность нового стихотворения.

Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем.

Насколько это мягче по тональности и экономней, четче, совершенней по форме!

А последние две строки в первом варианте:

Ты молода: душа твоя прекрасна,

И многими любима будешь ты.

В варианте более позднем последние строки звучат иначе, сердечней, человечней:

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

Последнее «дай вам бог» удивительно по-доброму произнесено. Дай вам бог доброй судьбы.

В заключительной строке первого варианта «И многими любима будешь ты» этого доброго напутствия нет. В ней говорится, что ты будешь многими любима, но о том, какова будет эта любовь, ничего не сказано. А в стихотворении «Я вас любил…» последняя строка — это напутствие и пожелание доброй, искренней, нежной любви, какая была у того, кто напутствует.

Еще одно различие этих двух стихотворений, мимо которого нельзя пройти. В первом варианте поэт обращается к своему адресату на ты, а во втором — на вы. Это различие больше, чем только интонационное. Оно касается и существа отношений обоих действователей. «Обняв твои колени» — это одна степень интимности; «Я вас любил так искренно, так нежно» — это другая степень. «Вас» вместо «ты» переводит отношения как бы в другой план, пожалуй, в более обобщающий, менее лично-конкретный, более — для всех.

И формально это «вы» вместо «ты» придает стиху более легкости, светлости, изящества.

И еще одно замечание о различии обоих стихотворений по признаку формальному. В стихотворении «Я вас любил…» вы уже не находите таких старообразных оборотов речи, как «горестные пени» или «сотворена любовь», какие встречаете в более раннем стихотворении «Все кончено…»

Нет, решительно, шесть лет спустя перед нами в разработке старой темы Пушкин — уже иной, новый, ощутимо более зрелый, более богатый душевно, с нюансами душевного состояния более тонкими и многообразными, а кроме того, и более искусный мастер.

Так время, обогащая душу поэта, обогащает и его творения.

То, что один мотив, использованный на определенной стадии творческого развития, позднее, на следующей ступени развития личности творца, повторяется, совершенствуясь и осложняясь, — обычно в творческой практике Пушкина. Положения, темы, строфы, строки, выражения, отдельные слова — все время ведут перекличку на страницах пушкинских рукописей, пушкинских стихов, уже напечатанных. Иногда эта перекличка — внутри самого процесса создания той или иной вещи; иногда — отклик на событие, строчку, слово, отделенные несколькими годами.

Вот перекличка, передумывание, усовершенствование внутри процесса. Стихотворение «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» в первой редакции двадцать девятого года имело шестнадцать строк. Но когда стихотворение два года спустя появилось в «Северных цветах», в нем было уже всего восемь строк.

Решительное изменение претерпели первые два стиха. В первой редакции они звучали так:

Все тихо — на Кавказ идет ночная мгла,

Восходят звезды надо мною.

В окончательном виде эти стихи звучат иначе:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Начало стихотворения разительно выиграло в результате переработки. Первая строка великолепна по настроенности и поэтичности, вторая выиграла в точности и стала конкретной по местному пейзажу: «восходят звезды» во всем мире, «шумит Арагва» — только в Грузии. Два года, отделяющие первую редакцию от окончательной, как видите, принесли стихотворению добрые усовершенствования, в результате которых появилась на свет «одна из величайших элегий Пушкина», как назвал «На холмах Грузии…» Юрий Тынянов.

Еще одно сопоставление. Стихотворение «Я помню чудное мгновенье…» — одно из самых популярных в пушкинском наследии. И почти неизвестен прямой, как мне кажется, родич его и «старший брат» последней строфы — следующий пушкинский отрывок:

Дубравы, где в тиши свободы

Встречал я счастьем каждый день,

Ступаю вновь под ваши своды,

Под вашу дружескую тень. —

И для меня воскресла радость,

И душу взволновали вновь

Моя потерянная младость,

Тоски мучительная сладость

И сердца первая любовь.

Это написано в тысяча восемьсот восемнадцатом году. А теперь прочтите написанную семь лет спустя последнюю строфу стихотворения «Я помню чудное мгновенье…»:

И сердце бьется в упоенье,

И для меня воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.

В стихотворении двадцать пятого года повторены не только основной мотив стихотворения восемнадцатого года, но и частично фразеология старого отрывка.

Не дает ли это права не без некоторого основания предположить, что стихотворение «Я помню чудное мгновенье…», собственноручно поднесенное в двадцать пятом году в Тригорском Анне Керн, вовсе не полуэкспромт, написанный Пушкиным специально для нее, а стихотворение, написанное ранее, обращенное к другой и после переработки к случаю подаренное Пушкиным Анне Петровне при отъезде ее из Тригорского.