Пушки и колокола - [105]

– У меня заряды картечные с собой, – встрепенулся учитель.

– Горбатого могила исправит, – расхохотался Донской. – Да только с горбатого иной раз толку больше, чем с прямого! Угостим ворога! Сигизмунд, которому войско доверил, худой воевода. Что? – Донской расплылся в улыбке, глядя на пораженного Булыцкого. – Думал, самых простых людишек в Литву отправил? Верных самых, да толковых, да надежных! Вон, в Москве таких уже и нет; на чужбине все. Не это, так и Фрола бы выслал давно уже. Да ведаю я, ведаю, – отмахнулся Дмитрий Иванович, не давая Булыцкому и слова вставить, – утек, лис. Оно и ладно, что до того, как готовить начали крепость; нет веры пустоглазому. А утек раз, то, значит, отведают гостинцев гости незваные!

– Думаешь, сдюжим? – осторожно поинтересовался Булыцкий.

– Бог даст, так и сдюжим, – перекрестился Донской. – На то уповаю, что после Мариенвердера Вязьму взять – дело плевым покажется, вот и не отправит Ягайло силу большую. Испугается, смерд. Ей-богу, испугается! Запутался лис, лбами сталкивая родственничков, за живот свой трясясь. А раз так, то сам – в Польшу, а кого из братьев – сюда. На штурм. Выходит, и приступа бояться – дело пустое, хоть и с бомбардами ворог идет наверняка.

– Бог даст, и сложится все, – чуть подумав, кивнул трудовик. – Только, как бы оно там ни вывернулось, помни: Ягайло да брат его Сигизмунд в историю войдут тому благодаря, что титулами высокими одарены будут. Ягайло, аспид, и родственником потому твоим не станет, что королем называться захочет, но не князем. Витовт же, после мытарств, обманов да войн княжество Литовское получит. Вот только воле Божьей уготовано так быть, что суждено ему будет вассалом зваться Ягайлы. Ты бы мне бересты… что упомнил, написал бы.

– Благодарю тебя, Николай Сергеевич, за науку, – отвечал Донской. – Даст Бог, и с умом ее приложить сложится. А с берестой – не обессудь. Негде взять ее здесь. Ступай, – не дав ничего сказать, отпустил Дмитрий Иванович соратника своего. – Мне сейчас каждый муж на счету. Скольких на ноги поставишь, так и слава Богу. – Булыцкий, поклонившись, отправился к раненым.

В избе уже накурено ладаном было – то священник местный молебны вовсю читал о здравии. Чтобы холопам не мешаться, встав в дальнем углу сруба, монотонно бряцал он кадилом, заунывные пения свои творя.

Хоть и не так долго трудовик отсутствовал, а все равно кое-кто уже в себя пришел и, кутаясь в тулупы и рогожки, жался поближе к огню. Этих шестерых повелел тут же в отдельный сруб разместить, и холопы живо принялись выполнять наставление.

– Слышь, Никола, – откуда-то возник Некомат. – Усопших в церковь отпевать отправили без ведому твоего.

– Ладно сделали. Многие?

– С князем вместе – трое. Андрей Ольгердович, слава Богу, жив. Умаялся только; мудрено, что ль? Почивает, – неловко улыбнулся купец.

– Его бы к князю, – рассудил преподаватель. – Люди ратные, им бы перетолковать о своем. Все верней, чем если здесь будет он.

– Так то у князя, что ль, поперву поспрошать надобно, – резонно заметил купец. – А то… – Впрочем, договорить им не удалось. Тревожный гул била заставил мужчин, разом обо всем забыв, выскочить наружу.

В еще распахнутые ворота, побросав свои дела, с воплями и отчаянными матерками сбегались жители, впрочем, успевшие закончить приготовления к осаде. Там же, в распахнутую пасть ворот, уже был виден крупный, не менее полутора тысяч человек, отряд. «У, шельмы!» – разом выругавшись, мужчины бросились на стены, чтобы в случае необходимости помочь обороняющимся.

Литовцы шли на кураже. Видимо, действительно собранные из тех, кто участвовал при штурме Мариенвердера, после которого взять небольшую деревянную крепость казалось шуткой, не более. Передовой конный отряд, привстав в стременах, со свистами и залихватским хохотом настигал торопящихся в укрытие вяземцев.

– Настил! Настил, шельмы, забыли! – бросая встревоженные взгляды то на бегущих к воротам жителей, то на конников, стегающих в пьяном азарте лошадок, то на деревянную конструкцию, связывающую остров и противоположный берег, с которого с гоготом и свистами прямо на крепость летела конница лошадей в семьдесят, взвыл Николай Сергеевич. – Не успеют! Не успеют же! – орал он, глядя на стремительно сокращавшееся расстояние до моста. И хоть последний из жителей успел юркнуть в щелку закрывающихся ворот, уже наверняка было ясно: труд-то напрасный. Укрепившись со всех сторон, главное-то и забыли! И теперь армия неприятеля, пользуясь многократным преимуществом, просто подтащит стенобитные орудия, и город падет.

– Стреляйте же! Стреляйте! – взвыл трудовик, бросившись к пушке, целившей прямо на приближавшийся отряд.

– Гляди, – усмехнувшись, указал воевода, отвечавший за оборону этого участка. – Ух, и горячий прием ворогу сготовлен!

Разом угомонившийся пенсионер перевел взгляд, сосредоточившись на действиях атакующих. Летевшие в бешеном галопе всадники уже ворвались на мост и теперь летели прямо на подклинившие ворота, рассчитывая с ходу взять крепость. Мгновение! И те захлопнулись перед самым носом несущегося в голове конника. Еще одно – и вот уже, укрывшись щитами от атак сверху, захватчики принялись орудовать боевыми топорами, рубя породу и рассчитывая живо пробить в воротах брешь. Еще одно – и вот уже весь отряд на мосту.