Пурга - [47]
А ведь, блин, не видит! Перед ним, гадом, бабская шуба, шапка-ватрушка, голые ножки, правда — небритые и в мужских ботинках, но в темноте и суматохе на такие вещи можно просто не обратить внимания!
И что же этот козел собирается делать?!
Правильно! Совершать насильственные действия сексуального характера!
Сейчас он нагнется, расстегнет шубку, и…
Еще неизвестно, у кого больше…
Нагнулся… Расстегнул… Увидел…
Совсем не то, что предполагал… И даже не то, что там на самом деле имелось.
Увидел кулачок, летевший к морде. И почему-то не вместе с рукавом шубы — а отдельно. Как бы изнутри. И разумеется, увернуться не успел. Кулачок летел очень, очень быстро.
«Мы свое призванье не забудем. Смех и радость мы приносим людям!»
Не зря все-таки в комнате отдыха висела боксерская груша. И не напрасно Евгений Александрович хоть изредка подогревал ее. А сейчас вложил в удар всю обиду, все злость и где-то даже отчаяние.
Хруст сломанной челюсти поднял с веток лесных пернатых и разбудил белочек. Не дав противнику приземлиться, подполковник хлестким ударом ботинка снизу растревожил обнаженную плоть последнего. Удар был запрещен международной конвенцией о защите прав потребителя, но здесь — не до правил.
Тело, замерев секунды на две, как на стоп-кадре, рухнуло в сугроб, словно сброшенный с постамента памятник.
Где-то запела малиновка. Зимой — малиновка? Да в наших краях? Может, глюки? Хоть забытые свидания вспоминай.
Никифоров, потирая кулак, поднялся на ноги, снял «ватрушку», зачерпнул горсть снега и приложил к ушибленной лысине. Да, если бы не шапочка, быть ему изнасилованным. И все. Это гораздо хуже, чем утрата табельного оружия. А как прекрасно информация об этом выглядела бы в сводке… А в прессе… А на экране… А в сети… Такому рейтингу даже Киркоров с Малаховым позавидуют.
Он подошел к поверженному маньяку. Тот уже пришел в себя и пытался подняться. Да, ванилью от него разило, как от бомжа помойкой. Сомнений не оставалось. Евгений Александрович сделал это! Поймал урода! Лично поймал! Можно сказать, на живца. Не утратил еще хватку, рано, рано ему на пенсию…
Теперь оставалось отконвоировать гада до родных стен, не нарвавшись на голодного медведя. Но сначала — обыскать, как требуют приказы и здравый смысл. В данной особой ситуации они не противоречат друг другу.
— Лежать! — приказал подполковник, когда насильник встал на колени. — Мордой вниз! Убью! Я не баба!
После Нового года в подобной ситуации ему придется зачитывать права и разрешать сделать один телефонный звонок. Но новый год еще не наступил, и вместо прав можно ознакомить с обязанностями.
— Ты понял, извращенец?!
Ответить задержанный не смог по причине отбитой плоти, поэтому что-то промычал, согласно кивнул головой и улегся обратно в снег.
Ничего сверхъестественного в карманах его куртки и джинсов не нашлось. Двухкилограммовая гантель — «орудие производства», початая упаковка презервативов (предохраняется, гад!), связка ключей, спичечный коробок с остатками порошка с ароматом ванили и мятый рекламный проспект с рекламой клиники, восстанавливающей волосы безоперационным путем.
— Встать! Надеть штаны!
Когда поверженный с трудом, но выполнил команду, Евгений Александрович умеючи завернул ему руку за спину и потащил на дорожку, подсчитывая в уме, насколько поднимется процент раскрываемости после сегодняшнего приключения.
И процент радовал…
Не радовало, что тащить этого упыря придется не меньше часа. Если не повезет с патрульной машиной. Упирается, паразит. Конечно — кому ж на Новый год в тюрьму охота?
В четырехметровом кабинете оперуполномоченного Вадика Китаева диван не помещался, поэтому спать во время дежурств приходилось прямо на столе, подставив под ноги спинку стула. Неудобно, конечно, но человек привыкает ко всему.
Едва он по обыкновению улегся на свое ложе, подстелив старенькую шинель, и сомкнул утомленные секретным делопроизводством очи, телефон, соединявший кабинет с дежурной частью, побеспокоил противным треском.
— Вадик, просыпайся! — дежурный знал распорядок оперуполномоченного. — У нас опять попытка «износа».[6] В парке, минут пятнадцать назад. Потерпевшая здесь. Нарвалась на нашу машину, привезли. Разбирайся.
Китаев матюгнулся, бросил трубку, соскользнул со стола, быстро затолкал в пакет простынку и подушку, влез в джины и, сунув за пояс пистолет, поспешил в дежурную часть.
Дежурный уже принял меры к успокоению потерпевшей — женщины лет тридцати пяти, налив ей полстакана водки. Та бушевала, словно Жириновский на парламентской трибуне.
— Подонок, сволочь! Дайте пистолет, я убью его! Я требую пистолет! Шуба совсем новая! Мексиканская реликтовая белка! Второй день ношу! Знаете, сколько стоит шуба из реликтовой белки?!
— Так вас ограбили или изнасиловали? — вступил в разговор появившийся Китаев.
— Какая разница?!
— Ну, вообще-то, принципиальная. Успокойтесь и расскажите все по порядку.
Женщина достала из сумочки тощую сигаретку, дежурный услужливо поднес зажигалку.
— Я уже объясняла. Шла с корпоратива, с маршрутки. У меня машина есть, но сегодня выпивала, оставила дома. Решила срезать через парк. Дура… А тут этот голожопый из кустов!
