Пунические войны - [78]

Масинисса, уверенный в безнаказанности со стороны Рима, постепенно захватывал все новые территории и окружил Карфаген землями своего царства. Ливий (XXXIV, 62; см. также: Ann., Лив., 67) сообщает, что «Масинисса, заметив слабость Карфагена… счел время удобным для присоединения карфагенян. Он опустошил их земли по берегу моря и некоторые города, подвластные им, заставил платить дань себе… город Лептис, который один платил еоюедневно карфагенянам по таланту». Захваченная Масиниссой приморская земля была плодородной и богатой, и он превратил Северную Африку в хлебородную страну, а нумиднйцев-кочевников — в земледельцев и воинов (Страб., XVII, 3, 15).

Развязывая третью войну с Карфагеном, римский сенат добивался осуществления своих целей руками Масиниссы. Действия нумидийского царя постоянно давали повод Риму вмешаться в дела Карфагена. Пунические послы доложили римскому сенату, что Масинисса кроме захваченных земель только за два года (174–173) отнял у них больше 70 городов и селений (Лив., XLII, 23; ср.: Ann., Лив., 68).

Карфагеняне отчетливо видели угрозу со стороны Рима. К их тревогам добавились разногласия в обществе. Проримскую группировку возглавлял Ганнон, а выделившихся из аристократии сторонников Масиниссы — Ганнибал Скворец (Ann., Лив., 68). Предводителями карфагенского демоса были Гамилькар и Карталон. Вожди демоса, ненавидевшие Масиниссу, напали на его подданных, живших на «спорной земле» (Ann., Лив., 68). Военные столкновения карфагенян с нумидийцами вынудили Рим отправить в 152 году новых послов в Африку для разрешения спора. На этот раз посольство возглавил Марк Порций Катон (Ann., Лив., 69; Лив., Сод., XLVIII, Плут., Кат., XXVI). Разбирая африканские дела, послы не ущемляли интересов нумидийцев. Карфагеняне, требовавшие восстановления справедливости, заявили, что «договор, заключенный при Сципионе, не нуждается ни в каком разбирательстве, ни в каком исправлении; надо только, чтобы из него ничего не нарушалось» (Ann., Лив. 69). Но послы и на этот раз не спешили выносить окончательное решение, а захотели осмотреть Карфаген — страну недавно побежденную, но быстро возродившуюся, «тщательно обработанную и имевшую большие источники доходов» (Ann., Лив., 69). Аппиан (там же) сообщает, что «войдя в город, они [римляне!] увидели, насколько он стал могуществен и насколько увеличилось его население после бывшего незадолго перед тем истребления, причиненного ему Сципионом».

Застав Карфаген не в бедственном, а в процветающем состоянии, римляне решили, что «теперь не время заниматься делами нумидийцев и Масиниссы и улаживать их, но что если римляне не захватят город, исстари им враждебный, а теперь озлобленный и невероятно усилившийся, они снова окажутся перед лицом такой же точно опасности, как прежде» (Плут., Кат., XXVI). Красочно описывая процветающий Карфаген, Аппиан и Плутарх пытаются по отношению к нему определить истоки позиции Катона, а в его лице и римского сената. В действительности же в Риме и до Катона не могли не знать о благополучии и процветании пунической столицы — с ней были налажены прочные торговые и дипломатические связи.

По возвращении в Рим послы доложили сенату, что «не столько зависть, сколько страх вызывает у них положение Карфагена, города враждебного и столь значительного, соседнего и так быстро растущего» (Ann., Лив., 69; см. также: Плут., Кат., 26). Катон заявил, что «никогда у римлян даже свобода не будет прочной, пока они не уничтожат Карфаген» (Ann., Лив., 69). В подтверждение своих слов он высыпал перед сенаторами оливки, привезенные из Карфагена. Величина и красота плодов изумили всех. В своих речах Катон внушал сенату, что прошлые поражения и несчастья не так уж трагичны для карфагенян, испытания сделали их более опытными в военном искусстве, а нападение на нумидийцев — не что иное, как начало борьбы против римлян, выжидается лишь удобный случай разжечь войну. В Рим также дошли слухи, что недалеко от Карфагена находится огромное войско нумидийцев под предводительством внука Сифакса Ариобарзана, верного пунийцам. Ливий (Сод., XLVIII) пишет, что это войско «будто бы против царя Масиниссы, а на деле против римлян».

Дебатировавшийся в сенате вопрос об отношении к Карфагену выявил разногласия между сенаторами умеренных и крайних взглядов — единомышленников Сципиона (нобилитет), с одной стороны, и их противников во главе с Марком Порцием Катоном — с другой[102]. Главным и наиболее влиятельным сторонником Катона было сенаторское сословие (политически активный слой богатых землевладельческих фамилий, финансистов и купцов). С уничтожением Карфагена им достались бы его богатства и торговля. Катон — противник знати, враг аристократии^{242} но по высокому социальному положению, богатству и установленным связям «стал типичным представителем римского нобилитета того времени»^{243}.

Конечно, между соперничавшими партийными группировками Рима не было принципиальных различий в направлении внешней политики, разногласия сводились к методам осуществления и путям достижения конечной цели. Сципионы высказывали мнение о сохранении Карфагена и превращении его в союзный город Рима. Катон же постоянно повторял, что Карфаген должен быть разрушен и требовал скорейшего начала войны