Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков - [6]

– Вот и прекрасно, – сказал майор Злобин, – значит, вопрос с транспортом решен. Загружайте в него боеприпасы, вещи – и вперед, на войну. Да, не забудьте захватить побольше горючего и продуктов – во Второй Ударной с этим туго, придется рассчитывать только на себя. Что ж, пора, как говорится, нам в путь-дорогу, труба зовет…

Глава вторая

Остатки снега у дороги потемнели и смешались с грязью. Конец апреля, но кое-где, особенно у мрачных елей на опушке леса, еще виднеются темно-синие, просевшие, оплывшие сугробы… Точнее, жалкое их подобие – по сравнению с тем, что было морозной зимой 1941/42 года. Да уж, хорошо поработали вьюги, намели тогда снега…

Теплый, прозрачный воздух дня был наполнен запахами оттаявшей земли, луж, а еще – свежего навоза. Прямо у избы стояли на привязи лошади, которых охранял молоденький красноармеец. Что было понятно: коняшки служили главным средством передвижения и основной тягловой силой во Второй Ударной, а также, нередко, едой…

Бойцы, сильно оголодавшие за последние месяцы, могли спокойно увести лошадок куда-нибудь в чащу и разделать на мясо. Вот и приходилось их тщательно охранять. Иначе не на ком будет доставлять боеприпасы и оружие на передовую, а потом – вывозить в тыл раненых…

Коняшки были худые, тощие, кости да кожа, больно даже глядеть. Они жадными губами подбирали остатки рассыпавшейся соломы – где-то удалось раздобыть пару охапок… Рядом по теплой земле прыгали суетливые воробьи – копались в навозе. Им тоже приходилось несладко: вместо обычной сотни-другой в деревне остались считаные единицы кобылок, да и те – временно. Вот дадут команду, и поскачут (точнее – поплетутся) на них вестовые в полки и батальоны – развозить приказы и распоряжения. Но не факт, что вернутся на них же обратно, может статься, что пешком. Подстрелят, допустим, лошадку где-нибудь по пути, и пойдет она на обед рядовому и командирскому составу ближайшей воинской части…

Снег в апреле начал бурно таять, и земля уже почти вся освободилась от зимнего покрова. В этом были свои плюсы и свои минусы. Плюс – бойцам стало гораздо легче зарываться, спасаясь от немецких авианалетов и артиллерийских ударов. И проще строить блиндажи, дзоты и прочие необходимые фортификационные сооружения….

Минус – вода резко поднялась и затопила всё вокруг: поля, леса, дороги, перелески… Бойцы стояли в окопах чуть ли не по колено в мутноватой жиже, что удовольствия явно не доставляло. Это было даже хуже, чем зимой в снегу. А спать в полузатопленной землянке – вообще сплошное мучение: приходилось постоянно переворачиваться с одного мокрого бока на другой…

Но был в весне и еще один, очень важный плюс, перевешивающий почти все минусы, – из-под снега показались останки лошадей, замерзших в январе-феврале, во время лихого кавалерийского наскока на Любань.

Бойцы откапывали останки коняшек и ели, пока не протухли, – варили и жарили на кострах. Между собой мерзлую конину называли «гусятиной», ибо по большей части это были лошадки 13-го кавалерийского корпуса генерал-майора Николая Гусева.

Зимой его корпус довольно успешно шел на Любань, достиг почти самого города, но, напоровшись на сильное сопротивление гитлеровцев, остановился. Атакующий запал пропал, снаряды и патроны закончились, а подвоза не было… Вот и застряли конники на окраинах. А потом стало совсем плохо: немцы перешли в наступление и окружили корпус. С большим трудом и огромными потерями удалось вырваться…

После этого поредевший и обесконенный 13-й корпус пришлось срочно отводить назад, за Волхов. Кавалеристов спешили и определили в пехоту. Уцелевших же лошадей эвакуировали из «мешка», чтобы сохранить какую-то тягловую силу. Но значительная часть их осталась лежать под снегом. Как мороженое мясо.

И теперь павшие коняшки стали обедом для советских бойцов и командиров. У знатоков особенно ценилась нижняя часть конской ноги с копытом – из нее получался самый густой и наваристый суп. Правда, голодные, сильно отощавшие красноармейцы не брезговали и остальными частями конского тела – ели абсолютно все, вплоть до кишок. Ели даже кожаную упряжь, которую сначала варили с веточками березы или дикой смородины, чтобы отбить противный, тухлый запах, а потом тщательно пережевывали и глотали по кусочку.

К счастью, на редких клочках прогревшейся земли уже появилась кислица – зеленая трава, которую можно употреблять в пищу. И даже нужно – она служила прекрасным средством от цинги и прочих болезней. Кислица заменила отвары из старой, жесткой хвои, которые уже не спасали людей от хворей. Других витаминов почти не было…

Но в апреле появились и иные проблемы: вместо твердой, мерзлой земли теперь везде была сплошная, непролазная грязь. Глина густо липла на валенки (а красноармейцы все еще носили зимнюю обувь) и мешала ходить. Приходилось часто останавливаться и счищать палочкой тяжелые рыжие пласты земли. Кроме того, из-за постоянной сырости валенки намокали, а высушить их было негде. Стоило лишь развести костер, как тут же налетали «юнкерсы» и расстреливали наших бойцов на бреющем полете…

Немецкие самолеты беспрерывно утюжили поля и леса, проносились буквально над самыми макушками деревьев, не гнушаясь охотой даже за одиночными бойцами. Славные же «сталинские соколы» крайне редко появлялись в окрестностях Любани – видимо, были заняты на других участках фронта. Немецкие бомбардировщики и истребители чувствовали себя в весеннем советском небе полными хозяевами…