Пулковский меридиан - [169]

Шрифт
Интервал

«Он» торопливо уходил теперь к Офицерской, к Банному мосту с нарочитой, как показалось Женьке, небрежностью помахивая маленьким баулом. Шел он легко, не оглядываясь, не замедляя хода. Тысячи самых романтических подозрений вихрем закружились в Женькиной голове. «Эх, надо б проследить! Надо догнать. Чёрт! И ни одной души кругом… Побежишь — он заметит. Вот уж это-то не Вовкины игрушки! Да, но как сделать?..»

Внезапно блестящая мысль осенила его. Одним ударом выбив из выщербленной панельной плиты плоский осколочек камня, он лихо поддал его ногой и погнал что было духу вперед по улице. Придумал! Если ты — мальчишка и гонишь, присвистывая, перед собой кусок камня, то можешь кого хочешь обогнать, куда хочешь сворачивать, останавливаться, мчаться. Тебя обругают, плюнут тебе вслед, но никто тебя ни в чем серьезном не заподозрит. Значит, теперь положение изменилось!

Женька быстро съедал расстояние между собой и человеком в шинели. На углу Офицерской тот остановился, посмотрел влево, потом еще быстрее пошел через улицу к Дровяному переулку.

И вдруг Женьку пронзило одно острое, хотя и неясное впечатление: он где-то когда-то видел эту небольшую легкую фигуру в шинели. Да, видел, видел!.. Но кто это был?

Человек шел по Дровяному между заборами пустых складов. Он перешел на другую сторону переулка. В те времена здесь еще стоял на месте нынешнего сквера тяжелый, толстоголовый серый собор Михаила Архангела. Он выходил на Витебскую и Псковскую, а также на Упраздненный переулок.

Человек в шинели так быстро метнулся вдоль Витебской, что Женька, задержавшись за углом, вдруг потерял его из виду. В растерянности он заметался было туда-сюда… Уйдет! Эх ты, пропасть какая!.. Уйдет!..

Но в следующий миг преследуемый показался с другой стороны церкви — на Псковской улице. Он — и это было очень странно! — торопливо пересек еще раз Дровяной переулок. Вот он на углу Торговой… Сворачивает… Идет на эту сторону… Женькин камешек вылетел с Торговой на Английский как раз в тот момент, когда человек в шинели, свернув за угол к Офицерской, быстро нырнул в подъезд углового дома — помер его по Торговой был 27. Женька на секунду остановился. Войти следом? Да, но… Хотя?.. Почему он не может тоже случайно итти в этот же самый дом?.. Надо итти! Иначе не узнаешь, куда он денется, в какую квартиру…

Женька толкнул дверь. За ней было нечто вроде узкого коридорчика. Справа в стене виднелся какой-то камин. Впереди чернела клетка лифта, левее ее уходила отлогая лестница. Сверху доносились легкие шаги, поскрипывание сапог.

Торопясь, волнуясь, мальчик кинулся вперед.

В этом доме очень странная парадная. Ступени идут винтом вокруг широкой пропасти проема. Взбежав на цыпочках наверх, Женька заглянул ввысь сквозь это пространство…

Человек промелькнул высоко — между пятым и шестым этажами. Ага! Значит — шестой!..

Хлопнула дверь. Ага! Левая сторона!.. Женя замедлил подъем. Торопиться теперь было не к чему. Оставалось спокойно пойти посмотреть номер квартиры и затем все обдумать: ясно — что-то делать было надо. Но что?

Вторая дверь с грохотом открылась и закрылась наверху, как будто этажом ниже. Донеслись два-три отрывистых слова. Теперь навстречу мальчику, напевая что-то себе под нос, спускался другой человек. У этого сапоги не скрипели.

Приняв самый независимый вид, Женя продолжал подниматься. Они столкнулись между четвертым и пятым этажами, и Женька радостно встрепенулся:

— Ой, товарищ Блэр! Вы? Ой, хорошо как!

Блэр в свою очередь встал как вкопанный, видимо, не менее Жени ошарашенный этой встречей.

— О, Дженни!.. Славный парень! Что сюда забрел, старый друг?

Большую удачу трудно было себе представить. Только что он, мальчишка, был один, совершенно один, а вот теперь около него появился не просто второй человек, а большой, взрослый и… сочувствующий!

— Товарищ Блэр, — не то прошептал, не то крикнул Женька, дотрагиваясь до синего макинтошного рукава. — Я… мне… тип подозрительный… туда!.. Может, шпион какой…

Дориан Блэр сдвинул брови.

— Как — шпион, мальчик? Где шпион? Кто? О чем ты?..

Задыхаясь, волнуясь тем сильнее, что англичанин, видимо, всерьез принял его неожиданное сообщение, Женя Федченко в один прием выложил все, что его поразило:

— Я сверху, товарищ Блэр… понимаете? Мне все было видно… А он — между барками… И там какой-то клюшкой из-под воды… Да вон, смотрите: вон на лестнице капли. Это, наверное, из его чемодана капало… Главное, я видел его где-то… Вот вертится, вертится в голове что-то, только вспомнить не могу. Но я ужо вспомню, я знаю…

Блэр внимательно смотрел на покрасневшего, взволнованного мальчика.

— О-ля! — сказал он, наконец, чуть-чуть улыбнувшись тонкими губами. — О-ля-ля! Ну, ну; все мальчуганы суть одинаковы. Но мне эта история чертовски не нравится. Это случилось только сейчас? Зачем ты не взял кого-нибудь с улицы?

Женька торопливо довел свой рассказ до конца. Взгляд Дориана Блэра стал еще серьезнее и строже.

— Ты говоришь — человек в шинели? Гм… гм… Поднялся на последний этаж? Тут налево?.. Гм… старый друг… очень тяжелое дело. Как теперь лучше поступить?

Он прислонился на миг спиной к стене, видимо соображая…


Еще от автора Лев Васильевич Успенский
Мифы Древней Греции

Авторы пересказали для детей циклы древнегреческих мифов о Язоне и о Геракле.


Почему не иначе

Лев Васильевич Успенский — классик научно-познавательной литературы для детей и юношества, лингвист, переводчик, автор книг по занимательному языкознанию. «Слово о словах», «Загадки топонимики», «Ты и твое имя», «По закону буквы», «По дорогам и тропам языка»— многие из этих книг были написаны в 50-60-е годы XX века, однако они и по сей день не утратили своего значения. Перед вами одна из таких книг — «Почему не иначе?» Этимологический словарь школьника. Человеку мало понимать, что значит то или другое слово.


Слово о словах

Книга замечательного лингвиста увлекательно рассказывает о свойствах языка, его истории, о языках, существующих в мире сейчас и существовавших в далеком прошлом, о том, чем занимается великолепная наука – языкознание.


Записки старого петербуржца

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


60-я параллель

«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.