Пулковский меридиан - [167]
В следующее мгновение он кинулся к поручням.
— Вижу противника слева по носу! — прозвучало во мраке. — По направлению на Ораниенбаум два буруна последовательно…
В тот же миг все на «Гаврииле» переменилось. Врага нашли! Настоящего, привычного! Вот он!
Заныли ревуны артиллерийской тревоги. Послышалась привычная, рассчитанная по всем движениям, быстрая, целесообразная суетня у орудий…
«Залп!»
Брызнуло пламя, толкнуло-воздухом… «Залп!» «Буховец, бей! Залп!»
Первый же снаряд носового орудия врезался в борт несущегося на полном ходу катера… «Ага, голубчик! Это тебе — не по небу летать!» В мгновенной вспышке взрыва мелькнула веха — нижний створный знак Морского канала… Еще один выстрел… «Второй! Второй подбит…»
Третий катеришко несся смело, невзирая на снаряды, ложащиеся у него за кормой в пену винта. Нелегко было найти правильное упреждение… «Ну и ход у них! — сквозь зубы проговорил Севастьянов. — О, ч-чёрт! Лепечев! Теперь — я понимаю… Все внимание — морю: воздух — только диверсия! Ага, ага…»
Залп врезался в бензиновые баки катера в тот миг, когда он, видимо, устрашась беглого огня, резко положил руля на обратный курс. Вспыхнули бледные языки…
В тот же миг с кормы закричали: «Мина! Торпеда!»
Торпеда, выпущенная по «Гавриилу», пронеслась близко за кормой.
Миновав цель, она в несколько секунд домчалась до стенки Южной гавани. Все содрогнулось от взрыва. Почти одновременно с ним ахнул второй и третий…
«Товарищ политрук! «Память Азова» подорвали, дьяволы… «Память Азова» тонет…»
Катер, торпедировавший этот старый корабль, круто развернулся и устремился к выходу из гавани. Но теперь уже на «Гаврииле» не чувствовалось ни тени смущения. Теперь все было понятно и знакомо; ну, и пес с ними, что у них ход велик: корабль кораблем и остается. Это тебе не самолет! «За-алп! Залп! Залп!»
И почти сейчас же: «Вижу тонущих людей противника слева по борту!..»
…Шлюпка, которую приказал спустить Павел, стремительно шла к месту гибели последнего, четвертого потопленного катера. Оттуда доносились слабые крики; что-то мелькало на черной воде… «Товарищ политрук! Да — хрен с ними, чего их вылавливать? Может, к «Памяти» пойдем!?»
«Дурова голова! Что мне — их жалко? Один пленный враг дороже ста покойников! Правей, правей держи!»
По черной воде несло какие-то обломки… Человек барахтался между ними. «For the God's name, save my soul!» «Спасите, бога ради!»
Человека вытащили. Он дрожал. Павел достал из кармана фонарик, посветил. Круглое, бледное юношеское лицо; зуб на зуб не попадает; офицерские нашивки на рукавах… «Офицеришко, сукин сын? — рявкнул Никеша Фролов, точно тот понимал по-русски. — Куда полез, скотская твоя морда?!»
Офицерик схватился за грудь. Его колотили спазмы. Он не то глотал, не то старался выплюнуть кость, ставшую поперек горла… Наконец, его вырвало какой-то зеленой дрянью…
И вот тут Павла охватило злое торжество… Стиснув кулаки, сжав зубы, чтобы не ударить пленного, он с великим трудом овладел собой… Другое бледное лицо встало перед ним — того парнишки, Митьки, из деревни Сюрье, которого тошнило в ночь перед расстрелом в страшном сарае, в Кернове… «Ах, гадина! — простонал Павел. — Расстроился, ваше благородие? В водичке десять минут поплавал! А я бы тебя — на сутки в эту водичку… Чтоб не вылезал, не вылезал, не вылезал… Держи к кораблю, Фролов!»
К утру все выяснилось. Насколько можно было уже судить, в кронштадтскую гавань пытались ворваться не менее восьми вражеских катеров. Их целью — сомневаться не приходилось! — было одним ударом вывести из строя основное ядро Балтийского флота: они били по «Петропавловску» и другим крупнейшим кораблям.
Но замысел их сорвался. Половина катеров погибла. Из выпущенных торпед только две-три достигли цели, но — какой! У самого берега села на грунт «Память Азова», учебное судно, давно вышедшее из строя. Пробоину между 15-м и 16-м шпангоутами получил линкор «Андрей Первозванный»… «Недорогая цена за урок!», — усмехнулся Севостьянов, допрашивавший утром взятого в плен английского офицера.
Англичанина теперь уже не тошнило. Щеки его порозовели; он выглядел этаким откормленным сосунком, маменькиным сыночком. С Севостьяновым и Анисимовым он разговаривал довольно свободно. Но как только его взгляд падал на лицо Павла Лепечева, сидевшего на койке поодаль, или на стоящего у двери каюты на часах Никифора Фролова, он, видимо, содрогался.
— У нас была подробная инструкция, разработанная в штабе адмирала Коуэна… — охотно сообщил он. — Мы предусматривали три варианта поведения, в зависимости от тех мер предосторожности, которые нам встретятся с вашей стороны…
— Тот вариант, при котором мы с вами имеем удовольствие теперь беседовать, был также предусмотрен? — вежливо осведомился Анисимов…
— Какой вариант? Ах… Вот этот? Плен? О!. Этого мы не предполагали… Наш расчет был построен на том, что вы не можете ничего знать о тактике москитных флотилий… Это — совершенно новое средство морской войны, а применение новых средств, незнакомых противнику, всегда обещает верный успех… Мы шли до района фортов строем клина, а потом рассредоточились и зашли с северо-востока, то есть с вашего тыла… Мы знали, что у нас в руках новый способ боя, а у вас его нет… Я хорошо знаю, что значит новое оружие… Я вам уже сказал: моя фамилия — Нэпир… Как известно, эскадра моего деда отказалась от штурма Кронштадта, натолкнувшись на новое оружие в руках противника, на русские электрические мины… Мы были уверены в победе, потому что у вас-то, у вас — не имеется же новых средств войны…
Авторы пересказали для детей циклы древнегреческих мифов о Язоне и о Геракле.
Лев Васильевич Успенский — классик научно-познавательной литературы для детей и юношества, лингвист, переводчик, автор книг по занимательному языкознанию. «Слово о словах», «Загадки топонимики», «Ты и твое имя», «По закону буквы», «По дорогам и тропам языка»— многие из этих книг были написаны в 50-60-е годы XX века, однако они и по сей день не утратили своего значения. Перед вами одна из таких книг — «Почему не иначе?» Этимологический словарь школьника. Человеку мало понимать, что значит то или другое слово.
Книга замечательного лингвиста увлекательно рассказывает о свойствах языка, его истории, о языках, существующих в мире сейчас и существовавших в далеком прошлом, о том, чем занимается великолепная наука – языкознание.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.