Пугачев - [90]
Разумеется, за победой под Татищевой последовали награды. А. И. Бибиков из премьер-майоров лейб-гвардии Измайловского полка был произведен в подполковники, генералы Фрейман и Мансуров награждены орденами Святой Анны; что же касается главного «виновника торжества» Голицына, то он получил поместья в Могилевской губернии. Офицерам, привезшим весть о поражении самозванца, был дарован следующий чин. Всем участникам сражения, «начиная от первого штаб-офицера до последнего солдата», императрица пожаловала «через сие невзачет третное жалованье[558]». Не остался без награды и губернатор Рейнсдорп — получил орден Святого Александра Невского. «Самим же жителям городским» было даровано «действительное на два года увольнение их от подушного сбора, а при том и пожалование на их общество в нынешний год всего прибыльного чрез откуп сбора с питейных домов их города»[559].
Однако враги Пугачева рано торжествовали. Вскоре «амператор» собрал новое войско, которое сумело принести правительству немало проблем. Пришла пора поговорить о том, что представляло собой пугачевское войско до и после поражения под Татищевой и каким военачальником был самозванец.
Полководец и его армия
Несмотря на невысокую оценку предводителя мятежников в «Истории Пугачева», А. С. Пушкин всё же признавал, что самозванец имел некоторые военные познания. Хотя случай с первым подкопом в Яицком городке показал, что минер из Пугачева не самый лучший, в целом пушкинские слова справедливы. Так, И. Почиталин утверждал, что предводитель повстанцев «лутче всех знал правило, как в порядке артиллерию содержать». По словам другого пугачевского сподвижника Т. Подурова, «пушки и прочия орудия большою частию наводил сам самозванец, а иногда и канонеры»[560].
Но обладал ли Пугачев полководческим талантом? Мы уже видели, что он предводительствовал вооруженными силами повстанцев во время сражений, руководил подготовкой к боевым операциям, то есть был реальным, а не номинальным главой своего войска. Следовательно, данная правительственными военачальниками высокая оценка боевых качеств главной пугачевской армии относится и к ее руководителю.
Правда, может возникнуть вопрос, не преувеличивали ли екатерининские командиры достоинства противника, чтобы их победы выглядели весомее в глазах вышестоящего начальства. Думается, это не так. И. И. Михельсон в рапортах о победах над Пугачевым под Казанью в июле 1774 года весьма высоко оценивал противника, однако не расточал похвалы восставшим после победы 25 августа у Солениковой ватаги, доставшейся ему относительно легко.
А. С. Пушкин характеризовал самозванца как отважного и проворного казака. Экземпляр «Истории пугачевского бунта» (под таким названием вышла книга, которую теперь мы знаем как «Историю Пугачева»), подаренный Денису Давыдову, он сопроводил стихами:
Как мы помним, еще до восстания, во время Прусской и Турецкой кампаний, Пугачев проявил себя прекрасным воином. Во время бунта самозванец отличался «смелостию и проворством» и, несмотря на «высокое происхождение», во время сражений «всегда был сам напереди». Навыки стрелка и наездника Пугачев любил прилюдно демонстрировать не только в бою, но и в часы досуга. Подпрапорщик Григорий Аверкиев на допросе 5 февраля 1774 года в Казанской секретной комиссии вспоминал, что самозванец «стрелял иногда из лука в цель, пробивал колчугу, сеном набитую, а в шапки, вверх на копьях держанные, на всём скаку стрелял». Кроме того, Пугачев ездил «с молодыми казаками бегать по степи на лошадях»[562]. По всей видимости, в последнем случае он не просто показывал удаль, но и пытался передать молодежи свои навыки.
Несмотря на то что самозванец был храбрым человеком, его храбрость не была безрассудной. С одной стороны, он неоднократно участвовал в сражениях на переднем крае, с другой — выходил в «худом» платье, чтобы не быть узнанным. Под Татищевой он не стал дожидаться полного разгрома своего войска, а вовремя убрался в Бердскую слободу. Возможно, тот факт, что за все военные кампании, выпавшие на долю Пугачева, он был ранен всего лишь однажды, да и то легко, объясняется сохранением им присутствия духа и осторожностью.
Пугачевское войско состояло из главной армии и множества отрядов, действовавших в разной степени отдаленности от ставки самозванца. Иногда возникали новые повстанческие центры, довольно тесно связанные с «царем» и его правительством, например чесноковский под Уфой. Однако зачастую отряды бунтовщиков, находившиеся вне главной армии, лишь выступали от имени «Петра Федоровича» и были слабо или вовсе никак не связаны с каким-либо повстанческим центром (такая ситуация особенно характерна для лета 1774 года). Главной армией командовал походный атаман Андрей Овчинников. Всё пугачевское войско делилось на полки, как правило, формировавшиеся по национальному, социальному или территориальному принципу, например полки яицких или илецких казаков, заводских крестьян, пленных солдат, башкир, татар, калмыков. Впрочем, иногда этот принцип не соблюдался. Есть сведения, что «у каждых 500 был полковник». По замечанию В. В. Мавродина, «цифра 500 была обусловлена тем, что по “штатам” казацких войск в полку насчитывался 501 человек. Но чаще всего цифра 500 такая же условная, как 100 в “сотне”, 1000 в “тысяче” и т. п.». Командовал полком полковник или атаман, обычно происходивший из той же среды, что и его подчиненные: во главе илецких казаков стоял их земляк Иван Творогов, крестьянин Хлопуша возглавлял мужиков и т. п. Но вот пленными солдатами руководили их бывшие офицеры, например уже известный нам Шванвич. Полк делился на роты, «в каждой роте считается до ста рядовых, есаул, сотник и два хорунжих». Командирами низших подразделений были пятидесятники и десятники. По свидетельству хорунжего Родиона Чеботарева, некоторое время находившегося в пугачевском войске, повстанческие отряды имели «именные списки». Согласно же показаниям самого Пугачева и его ближайшего сподвижника Максима Шигаева, подобных списков не было, ибо восставшие «выбывали и прибывали, а был счет одним командирам». Поименные списки отрядов главной армии до нас не дошли, но, по всей видимости, всё же существовали. Во-первых, подобные списки имелись в некоторых отрядах, не входивших в главную армию; во-вторых, походный атаман А. Овчинников, захватив Гурьев городок, приказал местному атаману составить «именной список» своих подчиненных, а значит, такая практика могла существовать и в главной армии
