Пугачев - [75]

— Здравствуйте, — обратился самозванец к казачкам, — все ли вы благополучны?

— Благополучны, батюшка!

— Есть ли у вас дети?

Услышав утвердительный ответ, Пугачев сказал:

— Хотя жаль вас, что у всех есть дети, да только одной надобно быть при мне, которая б могла готовить мне кушать и перестилать постелю.

Тут снохи сказали самозванцу, что у Аксиньи «хотя дети и есть, только де болыпинькие, а грудной один». «Петр Федорович» приказал им кормить Аксиньиного грудничка, а саму Аксинью взял в услужение[463].

Вскоре к Пугачеву явился старый знакомый Денис Пьяное. Он больше года скрывался от властей, опасаясь ареста за укрывательство самозванца, и вернулся домой лишь незадолго до приезда «государя» в городок. Пугачев тепло встретил старого знакомца:

— Я хлеб и соль твою помню и тебя не забуду.

И действительно не забыл, вопреки утверждениям Пьяно-ва, будто «никогда от Пугачева он… ничего не получал». При этом, правда, «Пугачев ни в какую должность его не определил», поскольку «он, Пьянов, человек немолодой (ему было 50 лет. — Е. Т.) и в отставке»[464].

На следующий день Пугачев занялся непокоренной крепостью. Поскольку осажденные не собирались сдаваться миром, пришлось готовиться к штурму. Перво-наперво самозванец приказал соорудить «притины» — укрепления из бревен, за которыми могли бы укрываться осаждавшие. Ведь казачьи избы вблизи крепости, ранее служившие бунтовщикам укрытиями, были сожжены по приказанию Симонова. За новыми укреплениями повстанцы расположили «неприметно батареи, коих было у них напоследок 16». Кроме того, Пугачев приказал подвести минный подкоп под одну из фланговых батарей крепости. Подкоп начали рыть из погреба казака Ивана Губкина, находившегося в 50 саженях от батареи. За работой смотрел мордвин из Пензенского уезда Яков Кубарь, под началом которого трудились 150 землекопов и 11 плотников. Однако, по признанию Пугачева, «главное над тою работою надзирание я имел сам смотрение. Сия работа известна мне потому, когда был я в Пруском походе, так при подкопах употребляем был в работу и некоторое примечание тогда зделал». О том, что этими работами руководил сам Пугачев, на следствии говорили и некоторые повстанцы, например тот же Кубарь: «При начале [подкопа] Пугачев был сам и, как оную работу производить, показывал сам же и в день и ночь прихаживал раза по три осматривать оную работу»[465].

Когда длина траншеи достигла 50 саженей, в конце ее была поставлена бочка, в которую насыпали до десяти пудов пороху. На рассвете 20 января Пугачев, Кубарь и один из работников спустились в галерею. Самозванец установил посередине бочки восковую свечу, которая, догорев, должна была вызвать взрыв. Войску же было приказано готовиться к штурму. Однако, как оказалось, повстанцы ошиблись в расчетах — «мина ведена была вместо батареи в пустой погреб, почему вся работа и пропала втуне»; прогремевший взрыв не причинил осажденным никакого вреда. «При состоянии подрывной техники того времени, — констатировал историк А. И. Андрущенко, — да еще в руках малоопытных в этом деле повстанцев, трудно было ожидать точности расчетов». Но бунтовщики ограничиваться взрывом не собирались — они во главе с самим «царем» двинулись на штурм крепости, причем, по некоторым данным, не только мужчины, но и женщины. Отдельные смельчаки уже лезли на крепостную стену, однако их прогнали «гретою в котлах водою и горячею золою». Видимо, под конец операции — а «оное штурмование» продолжалось более девяти часов — у бунтовщиков иссякли силы и боевой дух. По крайней мере, в журнале яицкой комендантской канцелярии говорилось, что Пугачеву «напоследок» пришлось лично колоть своих подчиненных копьем, чтобы поднять их в атаку. Так или иначе, если не сил, то умения у осажденных было больше: они сделали вылазку, отбили атаку, чем причинили повстанцам большой урон. Опять же журнал комендантской канцелярии со ссылкой на пойманных «языков» утверждал, что у бунтовщиков погибло «до 400 человек, а сколько ранено — неизвестно», тогда как осажденные потеряли 15 человек убитыми и 22 ранеными. Трудно сказать, насколько верны приведенные подсчеты пугачевских потерь, однако несомненно, что они были большими, поскольку об этом говорят и другие источники. На следствии самозванец вспоминал: «…убито выласкою у меня много людей»[466].

Со следующего дня, 21 января, Пугачев, опасаясь вылазок осажденных, «умножил около ретранжемента караулы при завалах и батареях». Повстанцы «беспрерывно» стреляли из ружей, «иногда» из пушек, изредка бросали бомбы и гранаты и неоднократно визгом «оказывали» (возвещали) «намеряемые атаки». Было также решено сделать новый подкоп. Яицкие казаки посоветовали самозванцу теперь рыть галерею в направлении колокольни церкви Архангела Михаила, служившей цитаделью оборонявшегося гарнизона. В подвале колокольни хранился пороховой запас, а на верхних ярусах были установлены две пушки и располагались солдаты, державшие под обстрелом окружающую местность. Однако для подрыва колокольни и вообще для сражения с неприятелем был нужен порох, которого в повстанческом войске явно недоставало. Поэтому Емельян приказал походному атаману Овчинникову захватить Гурьев городок и забрать оттуда порох. Овчинников вернулся в Яицкий городок в начале февраля, привезя, по разным данным, от 40 до 70 пудов пороха