Пугачев - [53]
А какие отношения с зеленым змием были у самого Емельяна Ивановича? Из показаний его сподвижников известно, что Пугачев не просто выпивал, но порой напивался допьяна. Об этом, например, говорил Максим Шигаев. Однако, по всей видимости, случалось это нечасто. По свидетельству Максима Горшкова, «самозванец от излишняго питья воздерживался и употреблял редко». Первая жена Пугачева, Софья, также говорит о нем как о человеке «состояния трезвого». В пользу того, что Емельян Иванович не был «алчен к пьянству», может свидетельствовать рассказ крестьянина Василия Попова, конвоировавшего Пугачева из Малыковки в Симбирск в декабре 1772 года: «злодей» послал охранника за вином, но «выпил одну чарку, а достальное отдал нам»[344]. Будь Пугачев беспробудным пьяницей, он уж точно не ограничился бы одной чаркой и не отдал бы остальное спиртное конвоирам. В смысле умеренности в выпивке «Петр Федорович» отличался не только от многих своих сторонников, но и от «предшественника» Степана Разина, который, по свидетельству современников, пил «безобразно»[345].
Две победы и один промах
Едва самозваный Петр Федорович со своим войском в начале ноября 1773 года обосновался в Берде, как к нему пришло известие о приближении к Оренбургу отряда Кара. На большом московском допросе Пугачев вспоминал, что в то время явился к атаману Андрею Овчинникову «незнаемо откудова приезжей мужик», который сообщил:
— К Сакмаре идет енарал Кар с камандою.
— Велика ли каманда? — спросил Овчинников.
— Не добре велика, однако таки и не мала ж.
Овчинников «лепортовал» Пугачеву, а тот счел благоразумным выслать навстречу противнику разведывательный отряд в 60 человек во главе с сотником Яковом Пономаревым. Выяснив, «сколь велика с генералом Каром команда», Пономарев «прислал к злодею просить еще, чтоб дал на подмогу людей». Во главе посланной подмоги были поставлены Овчинников и Зарубин. О численности их отряда Пугачев говорил по-разному на разных этапах следствия: на допросе в Яицком городке обозначил ее в три сотни казаков и четыре пушки, а на большом московском допросе увеличил до пятисот человек, а к пушкам прибавил еще два «единорога» (гаубицы). Впрочем, другие источники дают иные цифры: менее ста человек, более пятисот и даже более тысячи[346].
А вот у Кара разведка была никудышная, а потому он ничего не знал о приближении отряда Овчинникова и Зарубина.
Впоследствии Кар в одном из донесений признавался: «Подробных же о злодейской толпе сведений, никакими обещаниями посланным шпионам, достать по сие время не могу, кроме что с моими записками прямо к изменникам являются и об нашем состоянии всё сказывают». Правда, 7 ноября от товарища уфимского воеводы Богданова он получил сведения, что атаман Хлопуша возвращается в пугачевский лагерь «с Овзяно (то есть Авзяно. — Е. Т.) — Петровского Демидова завода с возмутившимися крестьянами под препровождением пяти сот человек башкирцев и везет пушки и мортиры». Генерал решил перехватить повстанцев, для чего приказал секунд-майору Шишкину «с четырмя стами рядовых и двумя пушками, выступя из Мустафиной, занять деревню Юзееву», сам же «с достальными людьми» последовал за ним. Однако авангард шишкинского отряда «под самой Юзеевой деревней» был неожиданно атакован Зарубиным, «при чем тотчас осьмнадцать человек татар к злодеям без малейшего сопротивления предались». Остальные, несмотря на это, не дрогнули и на призывы бунтовщиков переходить на их сторону ответили огнем. Повстанцы, «убитых и раненых своих подхватя в бывшие при них сани, ускакали за деревню». Шишкин вошел в Юзееву, а ночью с остальными войсками подтянулся Кар. «Учредя из пехоты пикеты», стали дожидаться следующего дня[347].
На рассвете 8 ноября появились повстанцы. Если верить Кару, было их «сот до шести с одною трехчетвертною пушкою». Пугачевцев начали уговаривать, чтобы они «отстали от чинимого ими злодеяния». Однако ни эти уговоры, ни переданный мятежникам екатерининский увещевательный манифест не заставили их сложить оружие. По поводу манифеста они лишь с бранью «ответствовали», «что их манифесты правее», а потом и вовсе начали стрелять из пушки. Кар приказал открыть ответный артиллерийский огонь, после чего повстанцы были вынуждены отступить[348].
От прискакавшего подпоручика Татищева Кар узнал, что на помощь скоро придет вторая гренадерская рота во главе с поручиком Карташевым. Однако Овчинников и Чика, расположившиеся в двух верстах от Юзеевой, также проведали об этой подмоге от захваченного в плен квартирмейстера. Разумеется, пугачевцы решили перехватить команду Карташева, и это им довольно легко удалось. Успеху повстанцев, несомненно, способствовала беспечность Карташева и его подчиненных: ружья у многих были не заряжены, «и каждой в своих санях спал». Подпоручик Михаил Шванвич из команды Карташева вспоминал на следствии: «…останови нас, [Чика] несколько раз выпалил из пушек… вся команда оробела. А потом всех почти без супротивления побрали по рукам… и, как овец, в сторону от большой дороги версты полторы заворотя, обезоружили». Кроме того, на желание нижних чинов перейти под власть «Петра III», как уже неоднократно бывало, повлияла пропаганда мятежников. В итоге лишь два офицера — командир отряда Александр Карташев и его брат Михаил — были казнены (еще семеро, скорее всего, погибли во время обстрела), а примерно 180 человек отправлены в Берду
