Публике смотреть воспрещается - [2]
Робер. Одноактовка перед занавесом? Эрве должен был написать ее летом.
Николь. Он не написал.
Робер. Напишет.
Николь. У него уже нет времени: репетиции начинаются
сегодня. Нужно что-то решать.
Робер. Вот я как раз и жду его, чтобы решить.
Николь. Решай сам! Поставь его перед фактом. Ты же директор театра — скажи ему: «Эрве, я хочу, чтобы моя жена сыграла „Откровенность“ Мариво!»
Робер. Что-о-о?…
Николь. Поставь на своем, покажи ему, кто ты есть и что не только мсье Эрве Монтэнь все решает!
Робер. Нет, погоди! Что ты до этого сказала?
Николь. Я хочу играть «Откровенность» Мариво.
Робер. Почему ты мне об этом говоришь сегодня в первый раз?
Николь. Потому что я не хотела, чтобы ты заранее приготовил возражения. Итак, Мариво, или я целый год с тобой не разговариваю.
Робер. Нет! Только не это!
Николь. Я буду нема как рыба! Ни слез, ни скандалов! Но зато я буду ходить с лицом страдалицы, мученицы — ты от моего вида с ума сойдешь. Целый год! Или Мариво!
Робер. Мариво!
Николь. Любимый! (Целует мужа.)
Кристиан, помреж, входит в правую дверь.
Кристиан. О, простите! Я не знал, что вы здесь! Ох уж этот патрон! Ох уж эта женушка! Все-то они милуются! (Здоровается с ними за руку.)
Робер. Да, все милуемся.
Николь. Не устаем.
Кристиан(к Николь). Ну, как? Красиво было в Швейцарии?
Николь. Швейцария есть Швейцария. Убрать горы, что останется?
Кристиан. А как выступления прошли?
Николь. Чуть было все не сорвалось. Не хотели мне платить как следует. Тогда я поставила ультиматум: «Если хотите Николь Гиз — сто тысяч франков. Никаких дискуссий: или сто тысяч франков и Николь Гиз, или ничего».
Кристиан. Ну и что?
Николь. Ну, пошли друг другу навстречу, и они мне дали двадцать пять тысяч.
Кристиан. Большой успех?
Николь. Неслыханный. Вечером после премьеры они пронесли меня на руках через весь город и бросили в озеро. Вековой местный обычай: еще при Кальвине ведьм бросали в огонь, а актрис — в воду.
Кристиан. Слава богу, что не перепутали!
Николь. А в прессе какие дифирамбы! Вот, например, газета «Вечерний Водуа». (Читает.) «… Николь Гиз — лучшая актриса века».
Кристиан. А кто в ней ведет театральную рубрику?
Николь(невинно). Мой папа. Робер, объявим ему великую новость!
Робер. Нет!
Николь(Кристиану). В новом спектакле я играю «Откровенность» Мариво.
Кристиан. Ой!
Николь. Что — ой?
Кристиан. Мариво теперь не ставят!
Николь. Я люблю преодолевать трудности.
Кристиан. Ну, вообще-то, если мсье Эрве Монтэнь согласен…
Робер. В этом театре существует не только мсье Эрве Монтэнь! В нем есть еще директор, и это — я! И давай без иронии, Кристиан. Хоть ты и хороший помреж, но незаменимых людей нет, если уж ты вынуждаешь меня это тебе сказать.
Кристиан. Вы указываете мне на дверь, патрон?
Робер. Минуточку! Давай выясним!.. Если я тебе укажу на дверь, ты уйдешь?
Кристиан. Да, патрон.
Робер. Значит, уже и сказать ничего нельзя?
Кристиан. Патрон, вы что, на меня сердитесь?
Робер. Ну вот, стоит мне только проявить характер, надо мной начинают смеяться.
Николь и Кристиан. Да нет же, нет!
Робер. Никто меня не уважает, и это меня глубоко огорчает.
Николь и Кристиан. Да нет же, нет!
Слева входит Пьер.
Пьер. Привет, ребята. Экстренное сообщение.
Николь. У меня тоже.
Пьер. Нет, я раньше.
Николь. Нет, я.
Пьер. Но папа сейчас придет.
Николь. Вот именно.
Пьер. Я должен рассказать до его прихода.
Николь. Я — тем более.
Пьер. Да помолчи ты!
Николь. Нет!
Пьер. Ну, тогда говори скорее.
Николь. Все, кто здесь есть, хотели бы, чтобы я играла перед занавесом одноактовку. Ты должен об этом поговорить с твоим папой.
Пьер. Короче! В телеграфном стиле!
Николь. Пьеса твоего отца коротка. Я хочу сыграть перед ней «Откровенность» Мариво.
Пьер. Глупо. Папа не захочет. Теперь я. В папиной пьесе есть роль девушки. В фойе сейчас двенадцать кошечек ждут прослушивания. Одна из них — по секрету — моя невеста.
Робер и Кристиан. А!
Пьер. Имя — Франсуаза. Мамина ученица. Она создана для этой роли. Если — сказать — папе — невеста — бедная Франсуаза — никакого шанса!
Кристиан. Погублена на корню!
Робер. Эрве предпочитает свободных кошечек.
Пьер. У папы — вторая жена. Он в нее влюблен…
Робер. Но хочет верить, что все вокруг от него без ума.
Кристиан. Человеческая слабость!
Пьер. Лучше — я не знаю Франсуазу — вы — твердите — сокровище — ученица Габриэли — ням-ням!
Робер. Нет, не упоминайте Габриэль Тристан.
Пьер. Почему не упоминать маму — я — ничего — не понимаю!
Кристиан. Я — предлагаю — с телеграфным — стилем — покончить.
Все. Да, да!
Робер. Все знают, что твои родители расстались семь лет тому назад, произнеся друг другу такие слова, после которых обратный путь невозможен.
Пьер. Они после этого встречались.
Николь. Это когда с тобой был несчастный случай! Твоя мама тогда приехала в клинику. Помнится, она поцеловала твой гипс, а поскольку отец был рядом с гипсом, она в простоте душевной поцеловала и его, но это больше не повторилось.
Кристиан. Послушай, ты бы лучше показал нам свою невесту, а то пустим отца по ложному следу!
Пьер. Сейчас приведу!
Кристиан. Я с тобой! Надо же других утешить!
Выходят.
Николь. Ах, как некстати эта тайная невеста — именно в тот день, когда я жду его с моим Мариво!
Нет, нам определенно нужен редактор, который занимался бы драматургией. Филологи, как и врачи, имеют разные специализации, и для меня препарировать драму — это все равно, что, скажем отоларингологу встать за операционный стол. У меня тема диссертации была связана с мифопоэтическим пространством в прозе Белого. Мифолог я:)Неправильно, конечно, начинать так комментарий. Но, в сущности, о драматургической ценности этого произведения Алексея Петрова я ничего сказать не могу. Надеюсь, что автор на меня не обидиться.
Где-то в Англии, в небольшом портовом городе живет немолодая смешная женщина по имени Рахель. Надо заметить, что Рахель — старая дева, и вся ее семья состоит из нее и брата — холостяка Саймона, который является полной противоположностью сестре. Оба далеко не молоды, и каждый привык жить так, как ему нравится. Рахель, кажется, абсолютно счастлива в своей уютной квартирке, где каждая чашечка, каждое блюдечко, каждая салфеточка и вазочка вызывают у нее умиление. Рахель копается в любимых вещах, совершенно не считая их бездушными предметами интерьера.
Пока начинающие художник и драматург были молоды, героиня поддерживала их веру в собственные таланты и блестящее будущее. Но вот оба достигли успеха, стали модными и благополучными, а оказывается, что обоим по-прежнему недостает ее.
В одну минуту Джордан Марч выпадает из окна, в следующую ... влюбляется в доктора скорой помощи! Казалось, ничто не встанет на пути Джордан и доктора Эми Стюарт, чтобы вместе отыскать настоящую любовь, за исключением .... банановой кожуры, психованного сталкера, лесбийской поэтессы, экстремального шеф-повара, шпионки КГБ и изобретателя секс-игрушек.