Публикации в журнале «Нева» - [15]

Впрочем, мистическая судьба не ограничилась путаницей с датой рождения будущего писателя. Она вмешалась и в его наследственную фамилию. Подлинная родовая фамилия Гоголя — Гоголь-Яновский. Этимология и той, и другой половины этой грамматической конструкции хорошо известна. Первая происходит от имени водоплавающей птицы из семейства утиных, селезня, которого в народе за гордый, независимый, щегольской вид частенько называют франтом. Отсюда, вероятно, происходят народные выражения «ходить франтом» или «ходить гоголем».

Понятно, к самому Гоголю эти фразеологизмы не имеют никакого отношения. Но городской фольклор, любимцем которого Гоголь стал почти сразу, не обошел своим вниманием эту часть фамилии писателя. Согласно вульгарной, то есть народной, этимологии, знаменитый напиток из яичных желтков с сахаром под названием «гоголь-могель» завез в Петербург Гоголь, который, как утверждает легенда, происходил из города Могилева. И хотя мы знаем, что это не так, следы могилевского присутствия в гоголевском роду все-таки присутствуют. Они хорошо известны биографам Гоголя. В дворянской грамоте, полученной дедом писателя Афанасием Демьяновичем, упоминается его предок Евстафий Гоголь, который, как об этом черным по белому написано в грамоте, «был полковником подольским и могилевским».

Что касается второй части фамилии — Яновский, то она, как утверждают исследователи жизни и творчества писателя, происходит от некоего Яна, польского шляхтича, жившего еще в XVII веке. Заметим, что родовое имение Гоголей Васильевка, о котором мы уже упоминали, среди поселян имело и другое название — Яновщина. Но сам Гоголь, видимо, об этом или не знал, или не хотел знать, или знал, но не связывал его с именем своего далекого предка. Во всяком случае, приехав в Петербург, он решительно отбросил вторую половину своей фамилии, говоря при этом, что ее «поляки выдумали». Сам себя Гоголь считал малороссом, то есть украинцем. Правда, есть документальное свидетельство, что однажды он воспользовался этой частью своей родовой фамилии, использовав ее в несколько измененном виде в качестве псевдонима. Одну из своих статей, опубликованных в Петербурге, он подписал: «Г. Янов», что должно было, видимо, расшифровываться как «Гоголь-Яновский».

Если верить фольклору, рождение будущего автора «Ревизора» и «Мертвых душ» было угодно Богу, то есть оно было предопределено свыше. Согласно семейной легенде, отцу будущего писателя Василию Афанасьевичу, когда ему было всего тринадцать лет, как-то раз во сне явилась Богородица и указала на маленькую девочку, якобы игравшую в это время на улице: «Пройдет время, и ты женишься на ней». Прошло время, и однажды в дом к Афанасию Демьяновичу нагрянули гости из соседнего селения. Среди них была юная девушка, в которой его сын Василий, к всеобщему удивлению, тут же узнал того самого ребенка из своего давнего сна. Он будто бы рассказал об этом отцу, тот — своему гостю, слово за слово, в конце концов состоялась помолвка, а затем и свадьба, в результате чего через положенное время у молодых родился мальчик, названный Николаем.

В Петербург Гоголь приехал после окончания Нежинской гимназии, 18-летним юношей, в 1828 году. Поселился в доме аптекаря Трута у Кокушкина моста, рядом с Вознесенским собором. Но вскоре переехал на четвертый этаж дома № 39 по Большой Мещанской улице.

Первоначально эта улица, одна из старейших в городе, называлась Рождественской, от Рождественской церкви, которая стояла на Невском проспекте до строительства Казанского собора. Во второй половине XVIII века улицу переименовали в Большую Мещанскую, или «Мещанку», как называли ее в Петербурге. В 1873 году она стала называться Казанской, по собору, возведенному на месте церкви, а с 1923-го по 1998 год улица носила имя «первого русского марксиста» Г. В. Плеханова. В настоящее время она вновь Казанская.

Своеобразную известность в народе улица снискала в середине XIX века. В первых этажах большинства ее домов сдавались меблированные комнаты, над подъездами которых вывешивались специфические красные фонари, а входные двери стерегли ярко раскрашенные дамы с откровенно призывными взглядами. Здесь селились так называемые «непотребные женщины». В середине XIX века поэт М. Н. Лонгинов написал известную в свое время в определенных кругах поэму «Бордельный мальчик», в которой не обошлось без упоминания Мещанской улицы. Вот начало этой фривольной поэмы:

Уж ночь над шумною столицей

Простерла мрачный свой покров.

Во всей Мещанской вереницей

Огни сияют бардаков.

Вполне недвусмысленно о Мещанской улице отзывался и Гоголь: «улица табачных лавок, немцев-ремесленников и чухонских нимф». В огромном синонимическом ряду фольклорных дефиниций петербургских уличных девок, или, проще говоря, проституток, эвфемизм «чухонские нимфы» принадлежит Гоголю.

В середине XIX века владельцем дома № 39 был известный петербургский каретный мастер Иоганн Альберт Иохим. В петербургском городском фольклоре его дом сохранился именно под этим именем — «Дом Иохима». Репутация Иохима в Петербурге была высокой. Достаточно сказать, что он был награжден Малой золотой медалью за кареты, представленные на Первой всероссийской мануфактурной выставке 1829 года, а его имя даже попало в петербургские путеводители. Так, один из них отмечал, что немецкий каретный мастер «с бóльшим вкусом отделывает свою работу, нежели парижские, лондонские и брюссельские мастера». Гоголь сполна отблагодарил своего домовладельца, увековечив имя его в «Ревизоре». Помните, как во втором действии комедии Хлестаков сокрушенно произносит: «Жаль, что Иохим не дал напрокат кареты»? У Гоголя ничего случайного не бывает, и то, что рядом с именем петербургского каретного мастера нет никаких иных сведений о нем, говорит лишь о том, что имя его было хорошо известно далеко за пределами столицы.