Птицы, звери и моя семья - [55]

Как-то раз мамины знакомые пригласили ее со мной провести у них выходные на самом юге острова, и передо мной возникла дилемма. Меня манили узкие песчаные пляжи южного побережья, где обитали сердцевидные морские ежи, которые, кстати, чем-то напоминали новорожденных ежат. Их мягкие иглы образовывали хвост пучком и нечто вроде индейского головного убора на спине. Когда-то я нашел всего одного такого, и тот был искорежен морем до неузнаваемости. Я знал от Теодора, что на юге острова они в большом количестве прячутся в песке на глубине двух-трех дюймов. А вот как быть с моим выводком? Я не мог взять их с собой, и оставить их было не с кем.

– Я за ними присмотрю, – предложила Марго. – Они такие душки.

Пребывая в сомнениях, я задавал ей вопросы. Ты отдаешь себе отчет во всех тонкостях ухода за ежиками? Что вату в коробке им надо менять три раза в день? Что молоко для них надо разводить водой и согревать до температуры тела, но не выше? И главное, что каждому детенышу нельзя давать больше полбутылочки молока за одно кормление? Иначе, как выяснилось, они упиваются до коматозного состояния с жуткими последствиями, и тогда приходится менять им вату постоянно.

– Глупости, – перебила меня Марго. – Не надо меня учить уходу за малышами. Я все про это знаю. Просто напиши на бумажке, и с ними все будет в порядке.

Я разрывался на части. Ужасно хотелось поохотиться на сердцевидных морских ежей в теплом мелком море, накатывающем на золотистый песок, но в талантах сестры-кормилицы я сомневался. Однако это вызывало у нее такое негодование, что пусть не сразу, пусть неохотно, но я уступил. Улучив момент, когда Ларри был в хорошем настроении, я уговорил его напечатать на машинке подробную инструкцию по уходу за дикобразами. А также дал Марго практические уроки по согреванию молока и смене ватной подстилки.

– По-моему, они ужасно голодные, – сказала она, по одному вынимая из коробки дергающихся, попискивающих детенышей и вставляя соску в алчные рты.

Они всегда такие, объяснил я, не стоит обращать внимание. Они жадные от природы.

– Бедняжки, – сказала Марго.

Где была моя интуиция?

Это был упоительный уик-энд. Я сильно обгорел (весеннее солнце обманчиво), зато мое возвращение было триумфальным: восемь сердцевидных морских ежей, четыре моллюска и птенец-воробышек, выпавший из гнезда. Добравшись до виллы, после приветственного лая, вылизывания и покусывания, которыми меня всегда встречали собаки, стоило мне отлучиться больше, чем на пару часов, я первым делом поинтересовался у Марго, как поживают мои детки.

– Уже ничего, – сказала она. – Но вообще, Джерри, нельзя так с ними обращаться. Ты ведь чуть голодом их не уморил. Ты себе не представляешь, как они набрасывались на еду.

Я похолодел от ужаса.

– Совсем, бедные, оголодали. Каждый высасывал по две бутылочки молока, представляешь?

Я в ужасе помчался наверх и вытащил из-под кровати картонную коробку. Там лежали четыре ежика, раздувшиеся до невероятия. Желудки у них до того расперло, что они уже не могли передвигаться и только слабо шевелили лапками. Они превратились в розовые молочные бурдюки с белыми иглами. Все они ночью умерли. Марго обрыдалась над их шарообразными телами, но от ее скорби мне было ни жарко ни холодно. Я никогда не увижу, как мои ежики послушно трусят за мной через оливковую рощу. В наказание моей благоумильной сестре я выкопал в нашем саду четыре могилки и установил на них крестики как постоянное напоминание о деле ее рук и четыре дня с ней не разговаривал.

Правда, траур был недолгим, так как вскоре к нам на тридцатифутовой яхте пожаловали Дональд с Максом, и Ларри представил нам капитана Крича.

Мы с матерью приятно провели день в оливковой роще – она собирала дикие цветы и травы, а я новорожденных бабочек. Усталые, но довольные мы вспомнили о чаепитии. Когда мы подходили к дому, мать вдруг остановилась.

– Кто там сидит на веранде?

Я был слишком занят тем, что бросал палки собакам, и только сейчас обратил внимание. На стуле раскинулся странный тип в мятых белых парусиновых брюках.

– Кто это? Ты видишь отсюда? – разволновалась мать.

В те дни она пребывала в заблуждении, будто управляющий нашего банка в Англии может в любой момент приехать на Корфу с единственной целью обсудить нашу просрочку по платежам, и этот неизвестный на веранде лишь подогрел ее страхи.

Я пригляделся к мужчине. Старый, почти совсем лысый, а последние седые волосы на затылке длинные и дымчатые, как пушок семян чертополоха в конце лета. И такие же неухоженные седые борода и усы. Я заверил мать, что, насколько я могу судить, он совсем не похож на управляющего банка.

– О боже, – заволновалась она. – В самый неподходящий момент. У меня ничего нет к чаю. Кто же это?

Когда мы приблизились, мирно почивавший незнакомец неожиданно проснулся и увидел нас.

– Эгей! – крикнул он так громко и так неожиданно, что мать споткнулась и чуть не упала. – Вы никак миссис Даррелл, а это ваш паренек. Ларри мне о вас рассказывал. Добро пожаловать на борт.

– О господи, – прошептала мать. – Очередной приятель Ларри.

По мере приближения я заметил, что у нашего гостя очень необычное лицо – розовое и морщинистое, как грецкий орех. Носовой хрящ, видимо, получил немало прямых ударов и расползся, как змейка. Челюсть также пострадала и ушла вбок, будто ее невидимой ниткой подтянули к правой мочке уха.