Птицы - [8]

— Гм! — вдруг хмыкнул он и трижды стукнул башмаком об пол.

— В чем дело?

— Тебя это не касается.

— А по-моему, касается, — сказала Хеге. — У тебя такой вид, будто тебе не терпится что-то мне рассказать.

Маттис ел молча, но наконец он не выдержал.

— Чего только не приснится, если захочешь, — сказал он.

Хеге не была расположена к этой игре.

— А-а, значит, тебе приснился сон? — спросила она так, словно все это не имело никакого значения.

— Гм! — снова сказал Маттис.

— Давай уж рассказывай, я же вижу, что тебе не терпится.

После таких слов сон показался Маттису более явственным, более значительным. Почти явью.

— Рассказать, что мне приснилось?

Хеге кивнула.

— Этого я не могу, — сказал Маттис и важно посмотрел на нее.

— Значит, ничего особенного тебе не приснилось, — упрямо сказала Хеге и налила кофе из щербатого кофейника. Она думала уже о другом.

— Порядочные люди не говорят о таких вещах, какие мне снились. Знай это, — сказал Маттис.

— Вот как?

— Бесполезно меня пытать и расспрашивать. Так что знай это.

Хеге не проявила ни малейшего любопытства, ее слова были подобны ушату холодной воды:

— Можешь утешиться тем, что сон всегда надо понимать на оборот. Человеку снится то, чего на самом деле не бывает.

— Неправда! — воскликнул Маттис.

Он вздрогнул от ее слов. Ему показалось, что она нарочно хочет причинить ему боль. Но ведь она не знает, о — чем говорит, все дело в этом.

— Почему ты такая злая? — взволнованно спросил он, и ему сразу расхотелось есть.

Он так резко встал из-за стола, что приподнялся край столешницы. Чашка опрокинулась, и кофе разлился.

— Фу, Маттис, какую грязь ты развел!

— А кто в этом виноват?

Неужели она не понимает, что все ему испортила?

— Вечно ты мне все портишь!

— Ладно, Маттис, успокойся.

Он уже опомнился.

— Ничего, теперь тут все будет иначе, все. Это началось ночью.

Хеге вспомнила, как упряма она была ночью, и раскаялась.

— Сегодня вечером я пойду с тобой смотреть тягу. Не сердись.

— Она уже будет не такая, как в первый раз.

Хеге не стала спорить, она убрала со стола и села довязывать кофту. Потихоньку она наблюдала за Маттисом. Он почувствовал это и резко спросил:

— Что тебе еще надо?

— Я смотрю, не собираешься ли ты пойти поискать работу. Ведь ты обещал.

Она была беспощадна.

— Да, но тяга…

Она была непреклонна.

— Никакие птицы и никакая тяга тебе не помогут. Если ты сказал, что пойдешь искать работу, значит, должен идти.

Маттис испугался. Видно, на этот раз с Хеге что-то стряслось, если она так настаивает на своем. Неужели она не понимает, какое это мучение? Он вскочил со своего места, которое казалось таким надежным, и с тревогой спросил:

— Разве так у нас должно было измениться после тяги? Мы не должны сдаваться, это я тебе говорила тысячу раз.

— Тебе легко говорить.

Маттис задумался.

— Почему у меня нет таких бицепсов, от которых лопаются рукава? — громко и жалобно спросил он.

Хеге не ответила.

— Ты никогда меня не спрашиваешь! — возбужденно продолжал он.

— О чем?

— О том, о чем нельзя спрашивать.

— Хватит, успокойся, — резко сказала Хеге.

Это для обоих было больное место.

— Можно, я подожду до завтра? — попросил Маттис, имея в виду унизительный обход соседних усадеб в поисках работы. Ведь Хеге часто бывала доброй сестрой, хотя в последнее время выдержка изменяла ей и она вдруг начинала сердиться.

— Потому что сегодня — это сегодня. Понимаешь?

— Ладно, — сказала Хеге. — Подождем до завтра.

9

Сегодня было сегодня. Маттис кружил возле дома.

Во сне у меня было три сокровища, думал он: ум, сила, любовь.

Я был другой в трех отношениях.

Ясным летним утром он бродил вокруг дома. Хеге, конечно, сидит дома и дуется, потому что он не пошел искать работу, ну и пусть. Новое слишком близко касалось его, было слишком значительным. Свежие ветры и еле уловимые запахи окружали Маттиса.

Три сокровища. Утром они снова исчезли, он не обманывал себя — лишь вспоминал о них, слушая то, что звучало у него под ногами. Словно он нечаянно наступал на клавиши, и музыка, таившаяся в земле, начинала звучать, очаровывала и становилась явственной и живой.

Другой в трех отношениях. Но сегодня — это сегодня. Странно, что Хеге этого не понимает, подумал он, спускаясь к озеру.

Он остановился на берегу и, словно ребенок, начал бросать в воду камешки. Вода была гладкая как зеркало — рыбачить сегодня было бесполезно. Маттис с чистой совестью мог даже не прикасаться к своей утлой лодчонке.

Три сокровища. Они были тут, с ним. Сегодня ночью он сам был другой. Все, о чем он мечтал, родилось в нем по его желанию.

Маттис швырял в воду камни величиной с кулак, глаза у него были затуманенные и пустые.

— Маттис! Обедать! — крикнула с крыльца Хеге.

Добрый женский зов.

Три сокровища дрогнули.

Хеге не требовалось прибавлять: иди скорей! Маттис не задерживался, когда его звали есть, он быстро взбегал по склону и садился к столу.

— Ешь, пока еда не перевелась, — сказала Хеге, подавая ему тарелку.

Маттис понимал, что ее слова вызваны его отказом искать работу. Она на него сердится.

— Но если человек стал другим в трех отношениях, — сказал он с набитым ртом.

— В каких трех отношениях?

— Это связано с тем, чего ты не должна знать. С девушками и с…