Птицы небесные. 3-4 части - [67]

— Как же, гора истинно святая! — Пчеловоду приятно было поделиться своими сведениями. — Говорят, в прошлом веке там было явление Матери Божией! С тех пор хуторские частенько там слышат то монашеское пение, то колокольный звон, а некоторые даже видели в пещере, как монахи службу служили. Позвали потом людей, искали-искали пещеру, да не нашли, не тут-то было… Кстати, батюшка, то старинное Добротолюбие, что вам моя родня подарила, там и нашли — на Святой горе, в сундучке лежало. Были и еще какие-то книги, но я запамятовал…

— А что, там тоже монахи жили? — спросил я у пчеловода.

— Да, как раз под горой у них монастырек стоял, но от него ничего не осталось…

Взволнованные услышанным, все стали бурно обсуждать наш предстоящий поход на Святую гору. Решено было пойти на Санчар утром.

Несмотря на усталость, мы забрались на лесистую вершину по узенькой тропинке. На небольшой поляне у обрыва стояли три деревянных креста с букетиками засохших цветов: кто-то ходил сюда молиться. Место было красивое: на север, рукой подать, возвышался Санчарский перевал, на юг открывалась долина Псху, вплоть до Серебряного хребта. После Акафиста Иверской иконе Матери Божией всеми овладело желание обрести немедленно чудесное явление монахов, служащих литургию в невидимой церкви. Но сколько мы ни облазили гротов и потаенных мест, никакого храма не нашли, и даже не услышали монашеского пения, хотя Михаил прикладывал ухо к скале и уверял, что слышит колокольный перезвон.

Утром в дом Василия Николаевича послушница Надежда привела своего сына.

— Отец Симон, мальчик совсем заждался вас! Говорит, что вы обещали с ним пойти еще раз на Грибзу.

— Хорошо, пусть идет. Вместе будет веселее! — пошутил я, потрепав Ванечку по плечу. В шестом часу вечера мы уже снимали рюкзаки с потных плеч, принюхиваясь к запахам из кухни. Ваня сразу же побежал к ручью пускать кораблик. На следующий день наши гости начали готовиться к отъезду.

— Батюшка, благословите вас дождаться на Псху, если вы поедете в Сергиев Посад. Нужно в Москву взять сыра и орехов для знакомых, — попросил меня Михаил. С ним отправился Валера, а также монах Иосиф, спросив разрешения осмотреть Псху и окрестные хутора. Они ушли, а ко мне подошел Евстафий:

— Отче, есть одно серьезное дело! Помогите мне с отцом Филадельфом коня подковать. Вы с иеромонахом держите его ногу, а я буду набивать подковы, а то без них конь копыта на камнях посбивал.

Инок привязал коня к столбу и подал нам знак приступить к работе. Передние ноги жеребца он подковал быстро, точными ударами вбив гвозди в копыта. А с задними ногами нам пришлось помучиться: как только мы брались за ногу, а Евстафий прицеливался молотком, держа в руке гвоздь, конь легонько дергал ногой. Мы с Филадельфом летели на землю, а инок ударял себе молотком по пальцам.

— Ах, чтоб его! Не знаю, что-то во всем этом я упускаю, а что — не пойму, — пыхтел капитан.

Еле-еле мы подковали две задние ноги, совершенно выбившись из сил, и конь, фыркая, убежал в сад, где начал щипать траву, сердито посматривая на нас темным глазом. Приехавший в гости Шишин недовольно поморщился:

— Евстафий, надо было ногу ему подвязать, и все дела! Что это ты не догадался?

Тот развел руками:

— Виноват, Василий Ананьевич…

— Как жеребец вас не поубивал, удивляюсь… — Лесничий внимательно осмотрел всех нас. — В грудь попадет копытом — считай, конец.

С небосвода лучилось последнее убывающее тепло, и я собрался на Грибзу, чтобы прибраться в келье. В скиту остались иеромонах, занявшийся пчелами, и капитан, обучающий коня ходить под хомутом и упряжью для плуга.

Меня заставили оторваться от укладывания рюкзака угрожающие крики:

— Стоять! Стоять! Ты куда-а-а-а? Стоять, кому сказал? — В окошко я увидел, что это Евстафий учит своего коня, держа в правой руке хворостину, а в левой — уздечку.

— Евстафий, что это ты так строго с конем? Лучше лаской обучай! — посоветовал я.

— Обучишь его лаской, как же… Норовистый, шельмец! Но к весне, я обещаю, пахать научится, — повернув голову, через плечо ответил капитан.

Ваня, подпрыгивая от радости, бежал впереди меня.

— Батюшка, я тропу хорошо запомнил, хотите, без подсказки вас приведу?

— Давай, действуй! — я шел позади, с удовольствием вдыхая аромат осеннего леса. Пока я занимался заготовкой дров, мой друг довольно удачно ловил рыбу. К вечеру он всегда возвращался с небольшим уловом. За ужином Ваня вдруг сказал:

— Батюшка, а почему отец Евстафий говорит, что в скиту он старший, а вы с отцом Филадельфом на Грибзе будете жить? Он что, вас выгоняет?

— Если мы, Ваня, поселимся с иеромонахом на Грибзе, он и будет тогда в скиту старшим!

— Нет, не так! — наморщив лоб, пытался разобраться мальчуган. — Он говорит, что он все равно старший!

— Это он шутит, Ваня! Не обращай внимания…

Убрав инструмент под камень и спрятав богослужебные книги в тайник, я обратился к моему другу:

— Ну, Ваня, три дня уже прошло, пора домой!

— Как три дня прошло? Мы же только что пришли!

Я рассмеялся, вспомнив, что так же терял представление о времени в своем далеком детстве:

— Пора, пора, дорогой! Нужно вниз идти… — Я погладил приунывшего мальчика по голове.