Птицы небесные. 1-2 части - [8]
В окнах домов зажигались огни, стрекотание сверчков становилось сильнее, и сладкий запах фиалок, цветущих в палисадниках, стоял в теплом летнем воздухе. В свои дома, которые еще не знали телевизоров, мы бежали во всю прыть от страха, наслушавшись жутких и захватывающе интересных историй. В освещенной мягким светом слабой лампы комнате нас ожидал горячий ужин и сладкий чай, а также долгие разговоры взрослых о своем житье-бытье, от которых наши глаза начинали слипаться, и родители относили нас в кровать совсем спящих, поцеловав на ночь.
В детстве времена года для меня не существовали и представляли собой череду разнообразных перемен. Ранняя осень была пропитана ароматом собранных яблок и этот запах стоял во всем доме, потому что яблоки хранили в кладовке. Особое восхищение вызывали арбузы и дыни, которыми мы просто объедались. Когда надоедало сидеть за столом с медлительными скучными взрослыми, мы поскорей выбегали на улицу, у всех детей в испачканных соком пальцах были ломти или арбуза, или дыни. Желающий мог попробовать по кусочку лакомства у любого владельца этой изумительной сладости. Райское блаженство светилось в каждой перепачканной и счастливой мордашке. Но оно немного угасало, когда приходилось дома отмывать лицо и руки под строгим надзором мамы и бабушки.
Поздняя осень казалась самой длинной порой с безконечными дождями, низким хмурым небом, рябью воды в остывающих лужах, сидением у окна до темна, с разглядыванием воробьев и ворон, которых наискось через все небо гнал холодный северный ветер, и созерцанием единственной отрады осени — разноцветья ее быстро потухающих красок, оставляющих голыми ветви деревьев, унизанных дождевыми каплями. Осенние вечера пугали непроглядной темнотой и неожиданно возникающей перекличкой дворовых собак.
Зима поражала колючим морозом, от которого быстро стыли пальцы в теплых варежках, удивляла скрипучим снегом и устрашала завыванием степных метелей, но заодно радовала снежными горками, которые мы дружно поливали водой и скатывались с них кубарем, с хохотом валясь друг на друга. Она восхищала длинными сосульками, свисающими с крыш, которые можно было грызть, отламывая по кусочку, чтобы они таяли во рту, оставляя на языке вкус талого снега.
Много радости доставляло скатывание снежных шаров мокрыми от снега варежками или игра в снежки под медленно кружащимся снегопадом. Незаметно наступал волшебный декабрь, когда в доме появлялась пахучая колкая елочка, которую мы с трепетом наряжали сверкающими елочными украшениями из фольги, с восторгом ожидая Рождественских подарков — несколько мандаринов, орехи и конфеты, с их удивительно неповторимым вкусом чудесного праздника. Наконец, наступало блаженство от удивительной тайны счастья, сопровождающей встречу Нового года и Рождества, когда все люди становились необыкновенно добрыми, а мы, собравшись в веселые детские компании, ходили от дома к дому с рисовой кутьей, распевая под окнами колядки в обмен на домашние деревенские угощения:
Весной в садах густо цвели вишни и яблони, источая тонкий сладковатый аромат, смешанный с басовитым гудением пчел. В теплыни майских дней под деловитое жужжание шмелей душа росла быстро, как молодая травка на лугу. Мы собирали тягучий клейкий сок, текущий из стволов вишен, казавшийся слаще конфет. Без всякого перехода, совершенно неожиданно, наступало беззаботное лето, с ласточками над лугом, с недозрелыми сливами, яблоками и грушами, которыми мы объедались до урчания в животе. Всюду из-под камышовых крыш слышался неумолкающий щебет птиц, свивших там гнезда, и вскоре начинался трогательный писк птенцов. Лето дарило нам еще одно радостное чудо — теплую камышовую речку, с расходящимися кругами от всплеснувшей рыбы, с вязнувшим в ушах кваканьем лягушек, с сизым терпким терном на колючих кустах, густо зеленеющих по ее берегам, и роскошным громом, с треском разрывающимся в грозовых облачных башнях в бездонном окоеме небес. Плескание в воде продолжалось дотемна (ведь плавать я тогда еще не умел), когда над берегом, заросшим благоухающей лебедой и мятой, повисали красивые мерцающие огни, которые взрослые называли звездами. Так нарождался и становился реальностью тот удивительный процесс смены впечатлений, познание которых шло не через ум, а лишь через чувства и сердце, переполняя душу разнообразными и безконечными восторгами от развертывающегося перед глазами невероятного бытия, именуемого жизнью.
С особым, почти священным трепетом мы смотрели на идущих с портфелями детей: какими они казались нам недосягаемо взрослыми и серьезными! Снисходительно поглядывая на нас, малышей, они важно шествовали в школу. У нас восторженно бились сердца в ожидании того момента, когда мы вырастем и поступим в первый класс. А те дети, которые учились в пятом или даже седьмом классе, казались нам глубокими стариками и внушали боязливое уважение своими познаниями и почтенным возрастом.
«Книга, написанная скорбью, или Восхождение к Небу» - труд афонского монаха, старца Симеона. Что же такое «скорбь»? Скорбь - это страдание, которое должна, несомненно, претерпеть душа всякого человека при священном рождении в Боге, рождении нового человека, христианина. Книга монаха Симеона - сокровищница поучений о самой жизни и о той трансформации, которую должна пройти жизнь, чтобы стать подлинной жизнью во Христе. Для этого необходимо отвергнуть саму эту жизнь, жизнь ветхого человека, то есть умереть.
Книга Дорога, освещенная Солнцем публикуется впервые по рукописи, обнаруженной недавно в бумагах монаха Симеона Афонского (1915–1999). Книга была написана в уединении на Святой горе Афон и адресована некоему Димитрию, чаду Симеона. Вместе с тем очевидно, что автор адресует ее каждому человеку, взыскующему ответов на многие глубоко сокровенные вопросы: о жизни, ее нравственной Сверхцели, духовном совершенствовании, о поиске Бога и долгожданной встрече с Ним. Современный человек по большей части живет сознанием, а не сердцем.
В третьей части книги «Птицы Небесные или странствия души в объятиях Бога» повествуется об углубленном поиске монашеского бесстрастия, столь необходимого в духовной жизни, об усилиях уяснить суть этого высокого состояния духа в сравнении с аскетическим опытом монахов Афона, Синая и Египта.Четвертая часть книги знакомит нас с глубоко сокровенной и таинственной жизнью Афонского монашества, называемой исихазмом или священным безмолвием. О постижении Божественного достоинства всякого человека, о практике священного созерцания, открывающего возможность человеческому духу поверить в свое обожение и стяжать его во всей полноте богоподобия — повествуют главы этой книги.