Птицы небесные. 1-2 части - [56]

Изумлению моему не было границ: никаких монахов я не увидел. По двору, вымощенному светлым камнем, бродили развязные туристы, явно не монашеского облика. Холодея от страшного предчувствия, я вошел в храм и остановился — посреди высокой, пронизанной солнечными лучами церкви с прекрасными росписями Васнецова, стояли группы мужчин и женщин, которым бойкие гиды втолковывали какие-то несуразицы о монашеской жизни и разврате монахов. Я подошел поближе и прислушался:

— Знайте, товарищи, что рядом с монастырем находятся огромные пещеры, где жили монастырские любовницы, которых содержали монахи, а младенцев, рожденных от своих удовольствий, они бросали в глубокие колодцы…

С монастырем все было ясно. На подгибающихся ногах я вышел во двор и присел на скамью. Вот он, конец моей монашеской мечты и монастырской жизни!

Выбрав из гидов менее развязного мужчину, я узнал от него, что неподалеку действительно находятся глубокие и длинные пещеры, куда за немалые деньги водят туристов, но самым интересным для меня оказалось то, что возле речки Пцырцха есть пещера, где подвизался апостол Симон Кананит. Туда я побрел, надеясь в молитвах святому апостолу испросить у него благословения на дальнейший путь. Поднявшись в небольшую пещеру и прислонившись в полутьме к холодной скале, скорбя всем сердцем о своем невезении, я горячо в молитве просил апостола направить путь мой, ибо совершенно не представлял, что делать дальше. Облако печали, теснившее меня со всех сторон, мгновенно рассеялось, словно гонимое сильным ветром, и ощущение того, что святой апостол Симон Кананит стал на всю жизнь моим покровителем, возникло во мне, не требуя никаких доказательств. Я опустился на колени и, прижавшись лбом к холодному полу пещеры, благодарил святого Симона за его неожиданную ко мне милость, пока снизу не донеслись голоса туристов, поднимавшихся по лестнице. Пришел я в этот благодатный грот с чувством полного одиночества, а выходил с ясно осознаваемым ощущением, что сердце мое навсегда приняло и полюбило святого апостола, как своего Небесного наставника и благодатного покровителя.

В Сухуми я сразу отправился в городской собор. В этот момент из служебной двери выходил священник-грузин. Поспешив к нему и приняв благословение, я попросил у него совета, где мне искать на Кавказе действующий монастырь. Вскоре из той же двери вышел пожилой диакон вместе с пономарем, которые принялись внимательно разглядывать меня, пытаясь понять, кто я такой: от них веяло настороженностью и полной закрытостью. Почему они так вели себя, мне стало ясно гораздо позже, когда сухумский диакон Григорий и его матушка Ольга стали мне вторым отцом и матерью на Кавказе. В лице священника я заметил сочувствие и устремил на него просительный взгляд.

— В общем-то, таких монастырей на Кавказе почти не осталось… — в раздумье ответил он. — Разве что кое-где есть небольшие монастыри, которые досматривают старички-монахи. Поезжай в Грузию, может кого и найдешь… С Богом!

Хотя его благословение было неопределенным, во всяком случае, я был рад тому, что теперь знал, куда направить свои поиски. На железнодорожном вокзале я купил билет до Тбилиси и вскоре сидел в купе поезда, готовящегося отправиться в быстро темнеющие абхазские сумерки. В купе вошли два грузина — старенький грузный отец, с посеребренной головой, и его сын, молодой парень, внимательно осмотревший меня с ног до головы. Они переглянулись и о чем-то кратко перемолвились на своем языке. Затем его сын обратился ко мне по-русски:

— Слушай, брат, можно тебя на минутку?

Мы вышли из купе и здесь грузин неожиданно высказал мне свою просьбу:

— Дорогой, понимаешь, это мой отец! Прошу тебя, не обижай его, чтобы его вещи не пропали, хорошо?

— Хорошо…

Услышав мое согласие, он довольный вошел в купе. За ним следом протиснулся я и поскорее улегся на свою полку, чтобы у отца на мой счет не возникли никакие подозрения. Сын распрощался со своим старичком и, уходя, кинул на меня подозрительный взгляд. Раздался гудок, и вскоре Сухуми с его огнями остался позади.

Утром меня разбудил грохот — поезд шел по большому мосту через горную реку, которая, как мне помнилось по карте, называлась Риони, текущая по знаменитой Колхидской долине, куда в древности аргонавты плавали за золотым руном. Пожилой грузин уже не спал и приветливо смотрел на меня снизу.

— Доброе утро! — как можно дружелюбнее поприветствовал я своего соседа.

— Добрий, добрий утро! — ответил старик с сильным акцентом.

— Понятно… Здравствуй, Грузия! — про себя проговорил я.

Поезд шел по широкой плоской равнине, густо покрытой широколиственными лесами, лишь вдалеке, почти на горизонте, синей полоской угадывались горы.

— Скажите, пожалуйста, а скоро будут горы? — в нетерпении спросил я, потому что без гор любой другой пейзаж казался мне унылым.

— Гори? — переспросил грузин. — Гори скоро уже, совсем скоро! — и он махнул рукой в направлении движения поезда. Прошел час, потом еще два, а никаких гор по-прежнему не было видно.

— Простите, а где же горы? — поинтересовался я.

— Сейчас, сейчас Гори! — последовал ответ. И верно, вскоре поезд остановился на небольшой станции, на вокзальном здании которой виднелась надпись по-грузински и по-русски «Гори».