Птицы небесные. 1-2 части - [44]

Прежде всего я начал знакомиться с окрестностями. Солнце уже полностью разогнало туман и озеро открылось во всем своем великолепии. Моя палатка стояла на небольшой полянке, выходящей на пологий песчаный берег, на котором примостился громадный камень, рухнувший, по-видимому, с гигантского обрыва, возвышающегося слева отвесной стеной над палаткой и лесом. Сразу за камнем скальные склоны круто уходили в воду, а высоко в небе нависала над озером плоская столообразная вершина Пшегишхва. Над ней реяли стаи стрижей и стояло большое белое облако, похожее на башню. Тропа, по которой я поднимался вчера, подходила к озеру справа и заканчивалась на большой поляне, где виднелись остатки кострищ и канавки для отвода дождевой воды на месте стоявшего когда-то туристского бивуака. Противоположный берег находился примерно метрах в пятистах, и пихтовый лес темно-зелеными языками взбегал на перевальную седловину, куда пологим серпантином поднималась хорошо видневшаяся тропа. На самом озере царили покой и тишина. Сильный ветер раскачивал лишь верхушки пихт, уходящих на перевал, не ломая их отражений в кристально чистой воде. Голоса людей и сигналы экскурсионных автобусов с озера Рица здесь совершенно не были слышны, лишь иногда барабанная дробь красноголового дятла разрывала густую тишину озерного безмолвия. Полное отсутствие людей для меня пока еще не стало привычным, и я то и дело поглядывал в сторону тропы, ожидая увидеть идущих туристов. Но никто не появлялся, и я снова переводил взгляд на чарующую красоту нежащегося под летним солнцем укромного горного озера.

Сначала человек приходит в ужас от других людей, а когда остается один, то приходит в ужас от самого себя. Пришлось и мне пережить шок от своего собственного поведения. Наступил непроглядный безлунный вечер и на горы опустилась плотная осязаемая темнота. В густых кустах притаилась пугающая тишина. Ко мне подступил такой страх, сковавший все тело, что мне стало не по себе. Никогда раньше я даже не подозревал, что могу так бояться. Моя слабая молитва тут же улетучилась, как вспугнутая охотником птица, и я остался один на один со своим страхом. Лежать без сна в палатке, затаив дыхание, и с колотящимся сердцем прислушиваться к ночным звукам, было невыносимо, поэтому оставалось лишь одно — взывать к Богу изо всех сил.

Когда я начинал говорить молитву, страх, парализующий ум и тело, ослабевал, хотя дыхание его, подобное ознобу, обдавало холодом все сердце, а по телу шли колючие мурашки. Чем дольше я говорил молитву, тем ощутимей ослабевало чувство страха. Этот страх как бы отодвигался от меня все дальше и дальше, ослабляя свою мертвящую хватку. Внутри, в себе, я увидел сердечное пространство, где страха не было. Тихая радость шевельнулась в душе. Оказывается страх не являлся моим состоянием. Он навязывал себя моему сердцу как нечто внешнее, вынуждая его испытывать чувство страха. Так, борясь с набегающими волнами этих ощущений, вызывающих безсознательный страх, который отбегал прочь, когда я усиливал молитву, и вновь оказывался рядом, когда я рассеивался, прошла невероятно долгая ночь, пока я, вконец утомленный, не заснул.

Душевная тьма состоит в том, что скрывает от нас не свет, ибо скрыть его не может, а скрывает лишь нашу возможность достичь света. Свет благодати есть наша внутренняя правда, неистощимая вовеки, и это есть свет Святого Духа, говорящего с нами голосом совести. Дух этот, если видит решимость в сердце к познанию Его, открывает Себя человеку в Божественном даре нетленной жизни, не имеющей в себе никакого страха.

Всю первую неделю я жил на озере совершенно один, привыкая отражать натиск ночной паники. Постепенно в душу стало проникать успокоение. Чем больше успокаивалась душа, тем больше открывалась ей совершенная красота окружающего мира. Днем я взбирался на огромный камень на озерном берегу, резко уходящем в глубину. С высоты мне было отчетливо видно, как отвесные лучи полуденного солнца сияющими стрелами погружаются глубоко в воду, не достигая дна. Вода оказалась не слишком холодной, а на вкус — сладкой и мягкой. Когда к полудню стало достаточно жарко, я рискнул прыгнуть в озеро вниз головой с этой каменной глыбы. Глубина не обожгла холодом, а подарила ощущение прохлады и свежести. Когда под водой я открыл глаза, вокруг меня танцевали солнечные лучи, освещая безконечную таинственность подводного мира, не имеющего никаких очертаний. Вынырнув, я попытался доплыть до противоположного берега, но он оказался слишком далеким. Сомневаясь, что у меня хватит сил вернуться, я поплыл обратно.

Присмотревшись внимательно к скалам, обрамляющим озеро, я заметил под ними какое-то плавающее сооружение, издали похожее на плот. Подплыв поближе, я чуть было не захлебнулся от восторга: удивлению моему и радости не было предела. Это был действительно плот из старых шпал, неведомо как попавших на озеро и скрепленных расшатавшимися железными скобами. Отбуксировав его к берегу, я попрочнее вбил камнем все скобы, затем из длинной ветки перочинным ножом выстругал довольно сносное весло и с ликованием отправился в первое путешествие по озеру. Большая часть озерного берега представляла собой скальные обрывы, лишь в одном месте на противоположном берегу я обнаружил место, где можно было причалить и выйти на уже знакомую мне перевальную тропу, которая была видна из палатки. Заодно в этом плавании удалось открыть удивительное свойство малой Рицы. В нее не впадала ни одна речушка, но вода в озере, сгоняя упавшие листья в дальний правый угол, медленно двигалась по кругу, и по спирали неторопливо закручивалась в воронку, уходя в скальные породы.