Птицы небесные. 1-2 части - [39]

Господи, Ты дал духу моему облик и вид для жизни в созданном из ничего Твоем мире, чтобы я, смотрясь в него, видел свою греховность. Но вместо своих грехов я прежде всего увидел греховные действия и поступки ближних и, по неразумию своему, осудил их. Хотя, вот, предо мною плоть моя, которая есть образ грехов моих и плод дурных помышлений, тем не менее, я снова забываю об этом, мой Боже. Я покоряю землю и небо в грехах моих, ибо сам земля и в землю отыду, а помышления мои развеются, словно ветер, в пустом пространстве. И все же сердце мое, Господи, как Ты дал мне это постигнуть, шире просторов земных и небесных, ибо только оно может вместить безпредельные небеса благости Твоей, когда отречется от своих грехов.

ПРОЗРЕНИЕ

Когда прозревает душа моя и соприкасается с неизмеримым и непостижимым Духом Твоим, Боже, восхищается сердце мое, словно певчая птица, в небосвод Божественной любви Твоей, Сладчайший Господи! Лишь рожденное от Духа, видит и постигает Дух в безмерной славе Его! Потому вопиет душа моя Духу Твоему преблагому: «Увеличь, прибавь, расширь Себя в душе моей, ибо вот — вся она во власти Твоей блаженнейшей любви, восхищающей меня вместе с трепещущим сердцем моим в неизследимые пространства светоносной истины Твоей, Боже!»

Откуда-то, словно исподволь, я начал чувствовать, что отныне я уже не один, и Бог незримо сопутствует каждому моему шагу. День за днем вера в Христа и Иисусова молитва напоминали о себе в моей душе и не оставляли ее, даже когда я находился на лекциях в университете или был занят работой на телевидении. Как-то весной, повторяя молитву, я спешил ранним утром по привокзальным городским улицам к телевышке, возвышающейся над городом. Маленькие желтые домики, словно цыплята, выглядывали из-под начавших покрываться нежной зеленью пышных куп тополей и кленов, освещенных чистым золотистым светом утреннего солнца. В это время необычное сияние наполнило весь воздух и затопило все пространство передо мной. Необыкновенная тишина разлилась вокруг. Стало непривычно тихо и все звуки нарождающегося утра словно исчезли и растворились в этом трепетном безмолвии. Это живое молчаливое сияние было повсюду — на домах и деревьях, на городских холмах, с рассыпанными по ним многоэтажными зданиями, во всем необъятном небе и на тонких розоватых облачках, неторопливо плывущих над телевышкой. Оно струилось внутри меня и очень тонко и необычайно нежно как будто говорило мне беззвучно своим невыразимым смыслом, напрямую общаясь с моим сердцем: «Я — вера твоя, береги меня…» Молитва словно ожила в нем с удивительной силой, хотелось жить и дышать всей полнотой души со Христом и во Христе. Пока я шел на работу, это состояние продолжало пульсировать во мне, хотя все окружающее постепенно вновь приняло свой обычный вид: по улицам спешили люди, над крышами домов кружились голуби, в ветвях деревьев шумели воробьи, трезвонили и громыхали проходящие мимо трамваи. Это удивительное ощущение, незаметно слабея, продолжалось до позднего вечера и, даже засыпая, я еще чувствовал в себе затихающие волны этого ни с чем несравнимого мира и покоя. Но мне было отчетливо ясно и понятно, что все в моей жизни изменилось и возврата к прошлому не будет никогда.

«Нет, все же Бог — это самое лучшее, что есть на свете! — радовалась моя душа, реально ощущая удивительное соприкосновение с чудом иной, чистой и одухотворенной жизни. — Наверное, это и есть истинное счастье — быть с Богом, которое невозможно ни сравнить, ни сопоставить ни с чем другим, что может найти человек…» И теперь эта жизнь, не имеющая в себе совершенно никакой нечистоты, пульсировала и текла в своих непонятных границах совсем рядом, но все же еще как будто отделялась от меня тонкой невидимой пеленой личного существования, которое не хотело уступать место тихому и спокойному счастью — невероятному и в то же время самому естественному счастью жить и дышать Богом.

Когда вера мягким ровным светом затеплится в сердце, нашедшем опору в Евангелии и молитве, оно встречается с ловцами душ, горделиво толкующими вкривь и вкось евангельские истины и переворачивающими с ног на голову апостольские изречения. Эти толкователи, пространно рассуждающие о вере и истине, не умеющие на деле применять их для своего же спасения, подобны ржавым разбитым кораблям, которые никуда не приплыли. С одним из таких толкователей, который подторговывал на «черном рынке» редкими книгами и сам был большой книгочей, всеядный, без разбора приобретающий любые книги с мистической окраской, мне, к несчастью, довелось встретиться, и он сильно поколебал чистоту моей нарождающейся веры. Книгочей тут же предложил мне различные книги, больше оккультного характера, где переплелись ложь и выдумки восточных культов.

Меня больше заинтересовали альбомы с картинами Рериха, особенно его умение передать дух горных пейзажей, чем многочисленные книги, вышедшие из-под его руки, а также его последователей. Книголюб усиленно рекомендовал мне Ромена Роллана с серией его биографий, а еще больше Льва Толстого. Однако из всего творчества этого автора, не ставшего близким моей душе, только последние его повести и рассказы поразили меня своей жизненностью и силой, доведя даже до слез. Но его философские измышления и своеобразное понимание Евангелия оставили равнодушным мое сердце. И все же торговец книгами сбил меня фантастикой, в которую я впился и глазами, и разгоряченным сердцем. Искусительные вымыслы фантастов словно живые предстали предо мной в книгах Брэдбери, Кларка и Лема. Остальных авторов я прочитал залпом и забыл, но книги этих писателей я купил и оставил себе. Библию мне тогда, к сожалению, не удалось приобрести. Ее не было даже на книжном подпольном рынке, поэтому оставалось только ждать и надеяться на удачу. Так я тогда понимал Божественную помощь.