Птички в клетках - [112]

Шрифт
Интервал

Коренастый мужчина, казалось, затмил в комнате дневной свет. Он смотрел в ее синие глазки, и она увидела, что его не смущают ее воинственность, ее вскинутый подбородок. Он выпустил ее руку и ловко стянул шарф у нее с головы; влажные белокурые волосы рассыпались по плечам. Она придала своему лицу выражение ужаса, от которого скривились полуоткрытые губы, но ужас превратился в восторг. Ее бросило в жар, в голове зашумело, а Флетчер смотрел на нее в упор, успевая, однако, быстро оглядывать всю комнату, дверь, обстановку, диванные подушки, книги, даже ковры на полу. Смотрел зорко, как охотник.

— Сядьте и, пожалуйста, отпустите меня, — сказала она.

Она была удивлена, она была разочарована: он действительно сел.

— Том, — сказала она. — Я? На ферме? Вы сошли с ума.

— А вы, оказывается, знаете, как меня зовут, — сказал он. — Нет, я не сошел с ума. — И просто добавил: — Вы же привезли Мэри домой.

— Естественно. Ну и что? Что вы такое вообразили?

— Вы привезли домой Мэри, — повторил он.

— Вы меня совсем не знаете.

— Я все про вас знаю. — Он кивком показал на картину. — Ему удался ваш рот.

— Рот? — переспросила она. Невольно с гордостью посмотрела на картину, а потом снова надела гримасу ужаса и продолжала поддразнивать Тома: — Значит, на рот вы тоже смотрите?

— Да. — Он мягко потянул ее к дивану, где она изловчилась сесть подальше от него.

— У меня мокрые волосы, — сказала она, закладывая их за уши. — Воображаю, какой у меня вид. Так о чем вы говорили? Вам нужна экономка? Вот миссис Аркрайт, например…

Он не дал ей договорить. Она отталкивала его руки, раскрыла рот, собираясь что-то сказать, в ушах у нее грохотало, глаза сверкали ненавистью, а потом он на минуту оторвался от нее, и лицо у нее горело, а глаза стали бессмысленными, как и у него, и уголки рта опустились.

— Дверь-то хоть… — низким, охрипшим голосом сказала она ему в пиджак, — дверь-то хоть запри.


В то лето они часто разъезжали вдвоем, а иногда — прихватив с собой Мэри, и на ярмарках много судачили об этом. Тед Арчер утверждал, что все неправда, пока Том Флетчер не отремонтировал дом, а миссис Джексон не ушла из школы и не продала свой домик. Мессел говорил всем, что Ванденесс — третьеразрядный художник, он ловко схватывает выражение девушки, которая сама себя выдумывает, но женщин за тридцать изображать не умеет.

На краю утеса

© V. S. Pritchett 1979

Перевод Д.Аграчева


Туман, наползающий с моря, к полудню стал рассеиваться. Он уже два дня тянулся вверх по склону и рваными клочьями оседал на верхушках деревьев в ущелье, где стоял дом. "Как холодное дыханье стариков", — написала Ровена в порыве поэтического вдохновения, но — чтобы не обидеть Гарри — изменила на "дыханье призраков", а то он, пожалуй, примет это на свой счет. На самом-то деле в его дыхании нет ничего общего с туманом, оно пахнет несчетными сигаретами, что он курит с утра до вечера. Ходит по комнатам мелкими шажками, сбрасывает пепел с сигареты, вытягивая руку, и говорит, говорит. Это придает какую-то отрешенную, вопрошающую элегантность и его тяжеловатому лицу, и его длинным фразам. Ровена, как была в халате, пошла к нему в комнату. Он был без очков и только что кончил бриться; обращенное к ней лицо старость избороздила и обескровила до святости, но пухлая нижняя губа придавала ему беспомощное звериное выражение. Она рассмеялась при виде мыльной пены у него в ушах.

— Призраки исчезли, — нараспев произнесла она. — Можем съездить к твоей впадине. Я поведу машину через Гиллет, там сейчас ярмарка. Зайдем к гадалке.

— Как это скучно, — сказал он. — А ведь в шестнадцатом веке там жили ведьмы.

— Я сама ведьма! И я хочу на ярмарку. Я видела афишу. У них сегодня открытие.

— Ладно, — сдался он и взглянул на нее с подозрением.

Ему за семьдесят: когда твоей подруге двадцать пять, надо изображать подозрительность. Для стариков, влюбленных в юных девушек, существуют определенные правила, и соблюдать их надо тем более неукоснительно, если и девушка влюблена. Это как игра.

— Должно быть, на утесах уже цветут гвоздики, — сказал он.

— Ах ты цветочная душа!

Он собрался было ответить: "Именно!" — и добавить, что девушки — те же цветы, только говорящие, и что он всю жизнь собирает и тех и других, но он уже не раз говорил ей нечто подобное, а в его возрасте надо по возможности не повторяться. И вообще, такого рода комплименты по-настоящему звучат, только когда есть слушатели, когда все поворачиваются и смотрят на нее. Едва только девушки становятся женщинами, он теряет к ним интерес: он всегда жил ради фантазий.

— Значит, решено, — произнесла она.

Теперь в его взгляде было нечто трагическое. Размахивая бритвой, он начал нервно и бессознательно пританцовывать; она на лету обняла его и выбежала из комнаты.

Пока он суетливо собирался, а она без конца исчезала, чтобы что-то там такое поправить в своем новом рисунке, прошло немало времени.

— Надо поесть, — распорядилась она.

Но это был его дом, а не ее. Он долго жил здесь один и не мог допустить на свою кухню женщину: ему невыносимо было бы видеть, как она режет хлеб, путает ножи и вилки или выливает в раковину спитой чай вместе с чаинками.


Еще от автора Виктор Соден Притчетт
Семьянин

«Семьянин» взят из сборника рассказов под названием «На краю скалы», впервые опубликованного издательством «Чэтоу энд Уиндус» в 1979 году. Это прекрасно построенная история с хитроумным поворотом событий в сюжете и мастерски обрисованными героями. Особенно интересен образ Уильяма, которого читатель так и не встречает.


Чувствительное обоняние

Перепечатано из сборника рассказов В. С. Притчетта с любезного разрешения издательства «Чатто и Уиндус».


Рекомендуем почитать
Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.