Птицелов - [68]

— Лайэм, пожалуйста, поезжайте к Тео. Я уверена, что он увез ее к себе. Спасите мою дорогую девочку, а я приведу людей на помощь!

О'Рурка не надо было долго убеждать.

— Я жизнь готов отдать за Орелию, — сказал он, садясь в седло и давая шпоры Коппермайн. «Если хоть один волос упадет с головы Орелии, я убью этого человека», — думал он.

* * *

«Теперь он стал самим собой, — подумала Орелия, — без всякого притворства».

Они дошли до потайной комнаты в конце тоннеля. Там стол ломился от подносов с едой, фруктов и вина, у стен стояли статуи богов Древнего Египта.

Тео сразу налил кубок Орелии и себе.

— За богиню, воплощенную в вашем лице. И за тех богов, которые приманили вас сюда.

Орелия чуть пригубила кубок и поставила его на стол.

— Вино какое-то странное, — сказала она.

Он заметил, как морщинка появилась между бровей. «Не допускать этого… совершенство ее красоты не должно быть нарушено».

— Вот скарабей, — сказала Тео, позвольте мне приколоть брошку. — Он не удержался и задержал пальцы в вырезе платья дольше, чем было необходимо. Орелия отпрянула, затем обошла комнату, смело разглядывая стоявших в нишах статуи богов.

Тео испугался, что боги могут разгневаться.

— Садитесь, поешьте, — сказал он.

— Я не голодна. — Она остановилась перед занавесом, разделявшим комнату, и раздвинула его, не спрашивая разрешения у Тео. — А там у вас что?

— Там саркофаги. Но вы не должны пока смотреть на них.

«Хотя, может быть, показать их Орелии, пока она жива?» Ведь она уже не выйдет из этой комнаты. На рассвете он положит ее на место итальянки-сироты… для пополнения коллекции. Кроме того, он хочет, чтобы она оценила его работу, он так долго творил в одиночестве и жаждал чьей-нибудь оценки.

— Я покажу вам свое последнее сокровище, — прошептал Тео.

Она кивнула в знак согласия, но глаза ее расширились от страха. Стоя рядом с Орелией, он ощущал это знакомое ему чувство страха, которое исходило от нее. Он наслаждался чувством власти..

— Вы не сразу узнаете ее, — проговорил он, отодвигая занавес. — Но узнаете. Вы должны ее помнить, служаночку вашей сестры. Никто из вас не знал, почему она исчезла.

— Джина?.. — выдохнула Орелия. Дурнота подступила к самому горлу. В глазах ее боролись возмущение и ужас, а Тео ожидал увидеть нарастающий панический страх. Но ничего, он подождет, позже будет смаковать ее страх. А сейчас у него одно желание — пусть она оценит его работу.

— Скоро юная сирота присоединится к остальным, — сказал он, поднимая фонарь и освещая ниши в стенах. В семи больших нишах стояли саркофаги, похожие на те, которые члены Общества любителей древности сделали для храма на ярмарке.

— Вы всех их убили?! — пронзительно закричала Орелия. Ее темные глаза горели возмущением и негодованием.

Он увидел, насколько она разъярена, и невольно отступил, затылок его покрылся испариной. «Почему она так странно реагирует? Она должна понять, что он хочет воздать ей высшие почести, навечно сохранить ее красоту!»

— Я даровал им вечную жизнь, и вы тоже получите от меня этот дар, — сказал он внятно, чуть ли не по слогам. «Она должна понять! Она поймет!» Лицо, пылающее гневом, разметавшиеся кудри, обвившие ее голову как змеи. — словно Немезида, богиня мщения, явилась ему.

Нет, его не постигнет мщение.

— Страданий не будет, — объяснял он, — от укуса аспида вы умрете мгновенно и не почувствуете боли, когда я буду вынимать вашу печень, легкие и другие внутренности.

Орелия вся задрожала, казалось, она была близка к обмороку, и он почувствовал себя увереннее.

— Мумия в Городке Увеселений? — спросила она. — Зачем вы это сделали?

— Чтобы явить свое мастерство и могущество. Особенно вам. И чтобы устранить О'Рурка, который мог испортить вас и сделать непригодной для вашего предназначения.

— Запонка, где вы ее взяли?

— В вашей гостиной. Вы забыли закрыть дверь кухни. Вы вели себя неподобающим образом, Орелия, и я должен устранить этого человека. Вы принадлежите мне, и я не мог поступить иначе.

— Вы видели меня и…— задохнулась от гнева Орелия. — А как вы изучили искусство мумификации? — Ей хотелось понять все до конца. — Ведь вы же не врач.

— Я изучил анатомию в Италии и достиг мастерства в препарировании трупов.

— Но… зачем?

— Зачем? Чтобы сохранить навеки красоту. В молодости я был удручен смертью моей кузины Люцинды. Она умерла от оспы. Эта болезнь обезображивает лицо, но вы не знаете, что она поражает грешников, предающихся недозволенной страсти, которая обезображивает их душу. Люцинда умерла с обезображенной душой и телом.

— Это ваша душа чудовищна, безобразна!

Она отказывалась его понимать, и он начинал приходить в бешенство, но продолжал рассказывать:

— Я как-то раз попытался овладеть Люциндой, но не смог. Она посмеялась надо мной. Я пожелал ей смерти. Не прошло и года — она умерла. Я понял, что я могуществен. Лаская ее труп, я излил в нее свое семя, и это был самый прекрасный миг моей жизни — до сих пор. Прекраснейший миг настанет теперь, когда я вас…

Внезапно Тео осознал, что Орелии нет рядом. Пока он говорил, она медленно отходила от стены, и когда он ее заметил, быстро, словно кобра, метнулась к выходу в коридор. Этого нельзя было допустить! Она должна остаться здесь навеки, так суждено!