Птицелов - [29]

Росситер прошелся по рисунку маленькой кисточкой:

— Это — золотая краска. Включает настоящее золото. Стоила мне кучу денег.

— Я найду способ возместить вам всем расходы и заплатить за работу, — заявил Лайэм.

— Да как вы это сделаете? — засмеялся Кэннингхэм. — Ведь в рекламных объявлениях придется утверждать, что и саркофаги, и мумии — подлинные.

— Да, — согласился Лайэм, — тогда храм привлечет больше посетителей. Но я включу оплату вашей работы в графу расходов по внутренней отделке храма.

— Вы очень заботливы, — заметил Мэнсфилд. — Но, право, это излишне.

— Нет, я настаиваю на этом, — возразил Лайэм. — Доставка, как уговорились, ночью, сторожа я предупредил и назвал ваше имя, — сказал он Росситеру.

Кэннингхэм насупил свои лохматые брови и переспросил:

— Значит, ночью?

Лайэм улыбнулся и достал из кармана большой стальной ключ.

— Это — от храма, — сказал он, вручая его Росситеру.

— А кроме ключа нужно тайное «Сезам, откройся»? Или еще как-нибудь? — как обычно, пошутил Кэннингхэм.

Мэнсфилд улыбнулся шутке своего коллеги, но Росситер нахмурился.

— Шутки здесь не к месту, джентльмены. Я чувствую в нашей миссии нечто священное, — важно сказал он.

— Священное мумбо-джумбо или что-то в этом роде, — снова созорничал Кэннингхэм, но под холодным взглядом Росситера улыбка его погасла. Лайэм тоже подавил улыбку.

Росситер прокашлялся и торжественно заявил:

— Эта совместная работа была очень интересной. Гораздо занимательнее, чем в одиночку переводить стихи и эссе для книги, издаваемой Обществом.

— Работу над книгой тоже можно вести не в одиночку, — заметил Лайэм.

— Вот, например, надо создать комитет для одобрения иллюстраций к книге, — предложил Мэнсфилд. — Возьмитесь за это, Кэннингхэм.

— Это значит просмотреть иллюстрации и обдумать, как их расположить в книге? — Кэннингхэм подергал себя за ус. — А это интересно. Особенно любоваться на иллюстрации, где будет изображена мисс Кинсэйд. Ведь египтянки носили легкие одеяния, полупрозрачные.

Лайэма передернуло. Он совсем забыл, что Орелия должна позировать для книги, и даже не думал о том, в каких костюмах ее будут изображать. Мысль о том, что другие мужчины будут любоваться полуодетой Орелией, была ему неприятна. Он тотчас же вступил в разговор:

— Я думаю, что в иллюстрациях к нашей книге полуобнаженная натура неуместна. Я уверен, что Федра Кинсэйд не проявит в своей работе дурного вкуса.

— Вы уверены? — лукаво улыбнулся Кэннингхэм. — Ведь у ее племянницы пет мужа, который стал бы возражать против изображения ее в вольном стиле. И жениха ведь нет? — Он вопросительно посмотрел на Тео.

Тот ответил свойственным ему сдержанным тоном, разглядывая свою кисточку:

— Только поклонник.

Лайэм мгновенно повернулся к Тео и воскликнул:

— Поклонник? Кто такой?

— За ней ухаживает мистер Де Витт Карлтон, богатый вдовец, владелец тортовых рядов. Очевидно, с серьезными намерениями, — спокойно сообщил Тео.

«Почему же я не знаю об этом поклоннике? Когда же он появился?» — с досадой подумал Лайэм, но тут же вспомнил, что он не принят в высших кругах чикагского общества и ничего не знает о брачных планах родных относительно Орелии, А как же поцелуй под цветущим деревом? Но она ведь оттолкнула его!

Кэннингхэм вздохнул:

— Богатый поклонник? Тогда иллюстрации будут в весьма строгом стиле. Какое разочарование!

Росситер спокойно работал, не обращая внимания на болтовню.

— Мы закончим сегодня эту работу или нет? Беритесь за дело, ведь еще нужно время, чтобы краска высохла.

Все вернулись к работе, а Лайэм собрался уходить. Проходя мимо саркофага, крышку которого уже кончили раскрашивать Мэнсфилд и Кэннингхэм, он ближе рассмотрел женское лицо. Какие знакомые черты… Прямой нос, широко расставленные черные глаза. Мой Бог, Орелия! Он тряхнул головой — конечно, почудилось в странной обстановке этого вечера.

— Что случилось? — спросил Росситер, заметивший, как Лайэм вздрогнул.

— Нет, ничего, — ответит тот.

«Да, — решил Лайэм, — воображение шутит со мною шутки».

Он шел по красивому бульвару Дрексель и думал все о ней же, о единственной женщине, которая день и ночь занимала его мысли. На несколько дней их отношения наладились, но теперь…

Теперь он твердо знал, что друзьями они быть не могут. Теперь в них обоих проснулась страсть, он вкусил ее сочный рот, ощутил ее нежное тело. Может быть, они станут любовниками? Он ощутил, что она тянется к нему с той же страстью, что и он к ней.

Да, они могут быть любовниками — если он достаточно хорош для леди из общества.

Она отпрянула от него, — может быть, она испугалась его пыла? Но теперь он узнал о Де Витте Карлтоне и понял, почему Орелия отшатнулась от него. Он шел к трамвайной остановке по бульвару, обсаженному цветущими деревьями, жадно вдыхая аромат. На дорожке для верховой езды появились две всадницы в амазонках; обе бросили на него взгляд, но он не обратил на них никакого внимания.

Только одна женщина занимала его мысли. Он не был сегодня в офисе и не видел Орелии, но образ ее стоял перед глазами.

* * *

Сразу после работы Орелия поехала в Дубовый парк. Он был расположен далеко от делового центра Чикаго, но на трамвае можно было доехать довольно быстро.