Птица счастья - [13]

— Да, пожалуй. Эта нога иначе доведет меня до смерти.

— Давайте я помогу вам дойти до постели.

— Да уж, помогите, — ответил Джерет таким откровенным тоном, что заставил ее задрожать, вновь притянул к себе и крепко обнял.

— Ты вся дрожишь? — удивился он.

— Нет, — не согласилась девушка, прижавшись к нему. Она и сама не могла определить, дрожит или нет.

— Да ведь тебя всю трясет, — пробормотал Джерет, с каждым словом губы его приближались и, наконец, снова дотронулись до ее приоткрытого рта.

Этот поцелуй вызвал заново только что пережитые ощущения: волны горячей радости проникали до самых глубин души и сердца. Где-то там, внизу живота, Кортни почувствовала жар, медовой сладостью разливавшийся по всему телу, проникавший по венам в каждый уголок. Услышав, как дрогнуло и напряглось в кольце ее рук тело мужчины, она загорелась от желания.

Внезапно, словно избавляясь от чар, Кортни вырвалась из ласковых объятий и, ошеломленная, в смятении взглянула прямо в глаза Джерету. Он опешил: словно с небес его резко опустили на землю. Девушка прерывисто дышала, грудь ее высоко поднималась и стремительно опускалась вниз. Пытаясь справиться с растерянностью и преодолевая неловкость, она быстро произнесла:

— Я должна приготовить что-нибудь на обед.

— Помогите мне сначала дойти до кровати, — вновь попросил Джерет, и голос его, глухой и напряженный, выдал бушующий у него внутри ураган.

— Мне кажется…

— Я не буду больше целовать вас.

Кортни вздрогнула. Что принесет ей такое обещание — облегчение или разочарование? В глубине сердца она понимала, что быть в его объятиях так желанно и естественно для нее, как если бы уже много раз эти руки прикасались к ней, а дрогнувший голос и глубокий взгляд потемневших глаз говорили о желании.

Но вновь, остановленная непонятным страхом, она заглушила в себе чувственные порывы. Еще раньше, до этого невероятного поцелуя, прикосновения Джерета Кэлхоуна были для нее настоящим испытанием, приводя в волнение и замешательство. Но сейчас жар, исходивший от него, опалял Кортни, словно она приблизилась к раскаленному вулкану, вызывая в ней бурю ответных чувств, которые хотя и были еще невидимы, но уже стремительно рвались наружу.

Кортни взяла себя в руки, успокоила дыхание и, обхватив Джерета за пояс, повела к кровати.

— А как это вы сами перешли всю комнату? — спросила она.

— Да как-то ухитрился. — Его губы почти касались затылка Кортни. — Малыш, а как это вы умудрились заиметь сына? Это я совсем не могу понять. Нет, что-то, конечно, могу. Но не до конца. Правда, целовались вы чертовски здорово. Даже больше, чем здорово.

— Мистер Кэлхоун, может, вы прекратите обсуждать поцелуи?

— Ох, Малыш, а все-таки вы — ханжа.

— А вы… вы грязный, распущенный, толстокожий дурак! — отпарировала Кортни, желая как-то защитить себя. Но голос выдал ее: в нем не было злости, а легкомысленность тона смягчила оскорбления.

Джерет ухмыльнулся:

— Грязный, толстокожий… Вы способная ученица, Малыш. Пообщаетесь со мной дольше — научитесь ругаться как сапожник.

Его смех не был злым и также разрядил обстановку. Кортни на ум пришла расхожая фраза, что «тот, кто лает, не кусает». Очевидно, Джерет способен только «лаять». И толстокожий он только на словах. В его поцелуях не было жесткой требовательности, только нежность и ласка.

Наконец они добрались до кровати. Глубоко вздохнув, раненый опустился на нее и поморщился от боли:

— Черт! Как же ноет!

— Мне так жаль вас, — проговорила Кортни, увидев, что Джерет закрыл глаза и поморщился. — Сколько времени прошло с тех пор, когда вы принимали болеутоляющие таблетки?

— Час. Подожду еще немного, потом выпью еще одну. — Он притянул девушку к себе, но задел больную ногу и выругался.

— О дорогой, я не могу видеть, как ты страдаешь, — вырвалось у нее.

— Обними меня, Малыш, — тихо попросил Джерет. Кортни ласково обняла раненого, и он прижался головой к ее груди. Словно успокаивая, она поглаживала его по спине, ощущая сквозь одежду горячее дыхание.

— Как ты сладко пахнешь, какая ты мягкая, — приглушенно урчал его голос.

Вдруг ее глаза широко распахнулись — тон голоса подсказал ей, что ничего у Джерета не болит. Она резко вскочила на ноги, и тот едва не свалился с кровати. Взмахнув руками, он выругался и сел.

— Но ведь у вас ничего не болит, — возмущенно воскликнула Кортни.

— Действительно. — Джерет пытался выглядеть виноватым. Признание в его глазах выглядело так трогательно, что Кортни едва сдержала улыбку. Она взяла со стола бутылку с пивом и протянула больному. Джерет лукаво посмотрел на нее, показывая, чтобы Кортни подошла поближе.

— Что вам подать на обед? Сыр с пивом или перец к пиву?

— О мой обвинитель! Тебе бы сейчас с бубном стоять на углу улицы и читать богоугодные лекции.

— Мистер Кэлхоун!

— Тем не менее я съем это все. — Джерет закрыл глаза и откинулся на подушки.

Но Кортни не отступала:

— Мне безразлично, что вы едите листья и пьете болотную воду, но шипучка и острый перец — неподходящая еда для маленького мальчика!

— Маленький мальчик здоров, как лошадь.

— Пусть так, но ведь ему нужны витамины, — упорствовала Кортни. Она пыталась не думать сейчас о Джерете Кэлхоуне как о мужчине, распростертом в данную минуту перед ней на кровати.