Птица-радость - [28]
— Аркашка так Аркашка, — согласился я. — Тогда уж давай заодно и отчество.
— Ему ещё рано, — серьёзно заметил Ким. — Пусть сначала на хлеб заработает.
Дичок рос удивительно быстро. Через неделю после появления он совсем неожиданно взлетел на крышу.
Я уже решил, что его придётся «выписать из домовой книги», как любил говорить дядя Саша. Но Аркашка и не думал исчезать. Он походил по крыше, постучал своим длинным носом по жести и так же внезапно слетел на голубятню.
Во время вечернего гона Аркашка тоже поднялся на крыло. Надо отметить одну удивительную особенность: неуклюжий на земле, будто утёнок, молодой голубь становился лёгкой и ловкой птицей в воздухе. На лету его трудно было отличить от синего почтового голубя.
Это в первое время наделало немало переполоху в нашем районе. Голубятники, заметив в моей стае новичка и точно определив его возраст, всполошились. Охотясь за почтарём, они то и дело выбрасывали возле моего дома голубей, пытаясь затащить Аркашку на свои круги.
Действительно, молодой сизак несколько раз отрывался от стаи и улетал с чужаками. Но проходило пять, десять, пятнадцать минут, и над моим балконом раздавался свист крыльев. Аркашка садился на крышу и тут же слетал в голубятню.
Я попробовал тренировать сизака на дальность прилёта. Результат превзошёл все ожидания. Аркашка приходил домой вместе с почтарями, оставляя далеко позади всех остальных голубей.
Очень сильным оказался этот дикий голубишка!
Птицы нередко действуют клювом и крыльями, когда отстаивают своё право на место в голубятне или на корм.
Аркашка обладал удивительной смелостью и силой удара. Его длинный, чуть изогнутый клюв наводил страх не только на молодёжь, но и на старых, видавших виды бойцов.
Крыльями в драке Аркашка работал ещё лучше. С такой быстротой выбрасывал крылья, что противник отлетал от него, так и не поняв, что произошло. Только с почтарём Пашей Аркашка не рисковал меряться силой. В первый раз, когда дичок попытался выкинуть Пашу из его же гнезда, молодой почтарь угостил его таким ударом, что Аркашка потом ещё много дней топорщил перья, когда ему попадался на дороге этот удивительный храбрец и силач.
У Аркашки было отменное зрение. Голуби вообще дальнозорки: ты ещё ничего не видишь в голубом просторе, а они поворачивают головы, нацеливают глаз на невидимую человеком точку. Молодой сизак раньше других замечал и сокола вдали, и стрекозу над соседним домом, и самолёт, идущий в десятке километров от города.
И ещё одну неожиданную черту заметил я в молодом голубе: любопытство. Аркашке до всего было дело! Он, к примеру, специально забирался на верхнюю полку голубятни, чтобы посмотреть, как красная голубка высиживает яйца или как её сменяет белый синехвостый голубь. Найдя на балконе какое-нибудь стёклышко или гвоздик, Аркашка долго катал незнакомый предмет по полу, клевал и теребил его: нельзя ли здесь полакомиться?
Он часто пробирался через балконную дверь в спальню и шарил под стулом, зная, что там находится котелок с зерном.
И вместе с тем дичок очень боялся людей, не давался им в руки и отчаянно рвался из гнезда, если я запирал его там.
Через два месяца после своего появления сизак прилетал к голубятне за двадцать пять — тридцать километров. Я окончательно поверил, что дичок прижился.
Однако весной он загрустил. Я готов был к этому, зная, что весна — самое трудное и самое прекрасное время в жизни голубя.
Я попытался подружить молодого сизака с синей домашней голубкой. Аркашка дружиться не хотел.
Как-то утром он поднялся в воздух, долго кружил над домом, будто раздумывая, потом медленно полетел в сторону.
— Ну вот, — сказал я вечером Пашке Киму. — Улетел наш Аркадий Сизакович. Ничего не поделаешь, Паша, кровь своё берёт. Вольная он, брат, птица.
— Ничего, — без особой уверенности заметил Пашка, — он прилетит.
Аркашка действительно вернулся через неделю. Прилетел не один. Вместе с ним пришла такая же сизая полудикая голубка. Она никак не хотела слетать в голубятню, и Аркашка несколько раз спускался и вновь поднимался на крышу, приглашая подругу. Но голубка пугливо дёргала головой и не трогалась с места. Так продолжалось до вечера.
Уже спустились сумерки, все голуби зашли в гнёзда, а сизак никак не мог успокоить свою подругу и завести её в голубятню.
Вот она ещё раз беспокойно мотнула головой и поднялась в воздух. Аркашка бросился за ней.
Через несколько минут сизак вернулся один. Он слетел на балкон, попил воды, поел и потом, подойдя ко мне, уставился на меня своими блестящими глазами. Его взгляд, казалось, говорил:
«Что ж, я сделал всё, что мог. Но вот она не хочет. Глупенькая. В голубятне-то ведь лучше, чем где-нибудь на крыше, под открытым небом. Ну, на нет и суда нет».
И Аркашка пошёл в голубятню один — отдыхать и отсыпаться.
Шквал
Случаются же такие дни: всё тихо, спокойно и вдруг появилась где-то далеко-далеко тучка, нахмурилась, почернела, заворочалась над горизонтом — и вот уже свистит всё кругом, шумят и стонут леса, пенятся реки, ярые волны бьют в берега озёр. И кажется, не сегодня было чистое небо, ласковая теплота, а когда-то давно-давно. И не верится, что опять будет на земле тихо, солнечно, ясно.
