Птенцы «Фламинго» - [9]

— Фаина, вы знаете, за что я здесь. Скорее всего, вам вкратце рассказали. Меня интересует лишь один аспект этой проблемы. Имею ли я право воздавать за убийство, скорее всего, случайное, совершённое более двенадцати лет назад, когда я сам весной стрелял в любимую женщину? Тогда я не знал, что она беременна, иначе у меня не поднялась бы рука. Почему она не сказала мне об этом? Почему провоцировала меня, вызывая ревность и ненависть?..

— А чего ты от «охотницы» хотел, Вовчик? — лениво ставил Юлиан. — Надо было тогда нормальную бабу заводить, а не «крошку Нетти». Раз она нашла себе «арбузника», ты для неё перестал существовать. Эти стервы всё измеряют на караты и баксы. Для них слова «любовь» и «верность» — не бранные даже, а позорные. Первый раз слышишь? Она привыкла продавать себя как вещь, да и к другим относилась соответственно. Сдала тебя в утиль, понял? Скажи «мерси» за то, что в отношении инкриминируемого действия тебя признали невменяемым. Твои военные контузии помогли. Ты пребывал в состоянии аффекта и не отвечал за свои поступки, хотя в целом был здоров. Имея в руках лицензированный пистолет Макарова, ты выстрелил вслед оскорбившей тебя шлюхе. И при этом совершенно случайно повредил ей позвоночник, поясничный отдел. В результате пострадавшая осталась инвалидом. Тебя в данный момент активно лечат, чтобы подобное никогда больше не повторилось. Костя Берлет — отличный мужик и знающий врач. Он входит в положение пациентов, жалеет их. Так, Вовчик? И старается, по возможности, вернуть их к нормальной жизни. Он понимает, что тебе необходимо вновь поверить в себя. — Юлиан ухмыльнулся. — Он и в наши проблемы вникает. Костя — святой, наш ангел-хранитель. Он оформит историю твоей болезни, как положено. Эта лечебница — лучшая из тех, куда ты мог угодить. Здесь у нас свои люди, которые объявят тебя тяжело больным, подлежащим помещению в изолятор. Ты исчезнешь ровно настолько, насколько потребуется…

— Я поеду с вами? — перебил Звягин.

— Конечно. Костя придумает тебе какую-нибудь заразную болезнь. Скорее всего, это будет гепатит. Твоё отсутствие в палате воспримут, как должное. За эту сторону дела не беспокойся. Пока в коридорах пусто, мы тебя переоденем и выведем отсюда. Зря Костя так много тебе рассказывает, — вздохнул Юлиан. — Ты ведь всё время думаешь об Анне.

— Думаю. Не могу не думать. — Звягин вскинул голову, и по его щекам прокатились желваки. — Я очень просил его узнать о ней побольше. Доктор сказал, что двадцать пятого октября Анька родила дочку. А ведь она не может ходить. Зачем ей потребовался младенец?

— Давай без соплей, Вовчик, — жёстко предложил Юлиан. — Младенцы этим девочкам нужны исключительно для того, чтобы стрясти побольше «бабок» с их богатых папаш. Если очень повезёт — женят на себе. Но, как правило, дело ограничивается пенсионом на отпрыска. К тебе же это не имеет никакого отношения. Анны для тебя больше нет. Ты начинаешь другую жизнь. А она пусть существует, как хочет, благо олигарх ещё до проведения генетической экспертизы фактически признал дочку своей. Облагодетельствовал твою Аньку так, что другие «охотницы» от зависти воют.

Юлиан рывком встал и выглянул в коридор, чтобы позвать Серёжу. Хило, похлопав Володю по плечу, тоже выглянул из дверей кабинета. Потом оглянулся и через плечо подмигнул Фаине, а после зашептал что-то на ухо Юлиану.

Фаина порывисто вскочила со своего стула и подошла к Звягину. Заглянула ему в глаза и увидела, что теперь широкие и мокрые, как маленькие лесные озёра. Жалость кольнула Фаину в сердце, и голос женщины сел.

— Володя, какое ваше любимое блюдо? — задала она странный вопрос.

— Пельмени, затушенные с луком и приправами. Ещё — сосиски с сыром беконом. Анька их здорово готовила — у меня так не выходит.

— Я вам приготовлю оба этих блюда, — пообещала Фаина, глотая слёзы.

Она никак не могла прогнать навязчивое видение. Июльская Москва восемьдесят третьего года, брусчатка Красной площади, перезвон курантов. Фаина — молодая, прекрасная, в белоснежном кружевном платье с блёстками и пышной юбкой, в срочно купленным в ГУМе туфлях. Это была третья плохая примета. Гребень с атласными цветами удерживает высокую, как башня, причёску, и к нему приколота многоярусная фата.

Ослепительный Саркис — в смокинге с бутоньеркой и «бабочкой» — целует её взасос, не стесняясь ни гостей, ни случайных прохожих. Их фотографируют и снимают на камеру. В юбку Фаины вцепились выстроившиеся «ручейком» девушки, в смокинг Саркиса — мужчины. Они словно бы хотят оттащить молодых друг от друга, но это им не удаётся, — настолько крепок поцелуй. Если бы и в жизни всё получалось так просто…

— Спасибо, — сказал Звягин, и Фаина не поняла, за что он её благодарит. Ах, да, за обещание приготовить любимое кушанье…

— Вы подарили мне надежду и силы жить, — прошептала Фаина.

— Несбывшиеся надежды — самое страшное на этом свете. — Звягин покосился на Юлиана и Хило, которые говорили у порога с Берлетом.

— Анна… ваша жена? — зачем-то поинтересовалась Фаина.

— Гражданская. Мы так и не расписались. Сперва я несколько лет оттягивал свадьбу, а потом она нашла шикарного «пупса». Он был самым завидным спонсором в стране, и у Аньки снесло крышу. Теперь я жалею, что выстрелил в неё, но тогда не помнил себя от ярости. Сцена разыгралась как между Кармен и Хосе. Я вёл себя отвратительно; не нашёл в себе силы просто повернуться и уйти. А так — загубил и её жизнь, и свою, но никому ничего не доказал. Ещё в изоляторе узнал, что Анька была в положении — от него. Тут ошибиться нельзя, иначе всё пропало. Чужого ребёнка миллиардеру не подсунешь. Я был за рубежом, с ней не встречался, а она с ним жила на вилле в Испании. Ей повезло — залетела…