Псы войны. Гексалогия - [2]

— А кто нынче командует жандармерией?

— Ракка. Он теперь майор…

— Помню, помню. Он как-то быстро вырос. Я помню, полицию возглавлял Хорас. Кот ему не доверял и старался держать на коротком поводке. Ракка вроде был на побегушках у начальства.

— Хорас погиб в автокатастрофе месяц назад и на его место временно назначили Ракку. Командир в последние дни перед своим самоу…, - Патрик сбился. — своей смертью, подал рапорт президенту с предложением послать Ракку на обучение во Францию. Когда он умер, начальником жандармерии стал майор Хорас. По его представлению доктор всем офицерам присвоил очередные звания. Я, вот, — Патрик показал на звёздочки, — стал капитаном. Помню обмывали их целую неделю…

— И, что, не было никаких беспорядков? — съязвил Жан.

— Честно говоря, пронесло… — простодушно согласился с ним Патрик. Джип вильнул в сторону, чтобы не столкнуться с велосипедистом, и чуть не врезался в облезлую лачугу, на проржавевшей жестяной крыше которой краской было написано: "Большой Универсальный Супермаркет". К стене была прибита табличка: "Осторожно, злая собака". Лангаротти с любопытством смотрел по сторонам. По сравнению с прошлым годом на улицах было больше как людей, так и автомобилей.

— Можно подумать, что сегодня весь Кларенс встречает меня, — пошутил Жан-Батист. Все в джипе засмеялись.

— Это центр города, бедный район, — пояснил водитель на ломаном французском. Он маневрировал среди хаоса ларьков, забегаловок и баров, из которых неслась оглушительная музыка.

Вдоль улицы тянулись мелкие лавки, закрывающиеся на ночь железными решетками. Их стены хранили на себе следы краски (как когда-то выкрасили их прежние хозяева) — где ярко-розовой, где оранжевой, где голубой. В лавках было полно мужчин, одетых в нечто, похожее на цветастые ночные рубашки. Среди них не было видно ни одного белого. Иногда ряд магазинчиков прерывался каким-нибудь облупленным бетонным зданием, не имеющим к современной архитектуре никакого отношения. Крошечные оконца во всех домах без исключения были зарешечены толстыми железными прутьями. Джип проехал по менее населенному району, а затем оказался в гуще уличный рынок, где торговались черные женщины, склонившись над пыльными пирамидами желтых и красноватых овощей, разложенных на пальмовых листьях прямо на дороге. Рядом с ним высились строительные леса. Щиты гласили, что фирма "Боматик" здесь строит супермаркет. Джип тащился как черепаха и водитель, как бы извиняясь, сказал:

— На сегодня это единственная дорога из аэропорта в город. Мы всегда сталкиваемся с одной и той же проблемой, когда. Надеюсь, когда закончится строительство новой резиденции правительства и окружной дороги, может с движением будет попроще…

Жан посмотрел на водителя; это был коренастый негр с сержантскими нашивками; по обеим сторонам его круглого невыразительного лица, как сгоревшие оладьи, торчали уши. "Типичный бакайя," — подумал он.

Дорога стала шире, людей меньше, лачуги и магазинчики остались позади. Джип проезжал мимо двухэтажных домов с деревянными верандами или крыльцом из проржавевшей жести. Потом эти дома сменились другими, побольше, в колониальном стиле, с балконами, когда-то покрашенными белой краской.

— Жандармерия, к сожалению, не располагает офицерской казармой, — возобновил разговор Патрик. — Когда я бываю в городе, то я останавливаюсь у Джинджи или у Тима на квартире. Для вас же забронирован номер в "Эксцельсиоре" у Гомеса. Хотя, если Вы пожелаете, в городе есть другой отель — "Националь", который принадлежит семье Вонг. Мне казалось, что Вы захотите остановиться именно у Гомеса: там и получше условия, да и со знакомыми можно поговорить откровеннее. — Лангаротти всегда не любил эту черту Патрика — афишировать все плюсы и минусы принятого решения. — Так куда ехать, сэр?

— К Гомезу, так к Гомезу. — согласился Жан-Батист. За свои тридцать пять он не привык к комфорту и сейчас не знал, как себя вести. До этого он то от кого-то прятался, то кого-то выслеживал, то сидел в тюрьме или просто стрелял. Пять лет назад в Биафре лейтенант Лангаротти впервые получил под свое командование взвод африканских солдат. Но тогда, как и после, Жан не отстранялся от своих подчинённых, как это делали офицеры красных беретов из Десятого колониального, где он служил до событий 13 мая. Жан никогда не проводил эту грань, разделявшую его боевых товарищей на белых и черных, офицеров и солдат.

В разгар лета 197.. года Жан получил от президента республики Зангаро доктора Окойе письмо. В нём содержалось личная просьба занять должность генерального инспектора жандармерии — единственной вооруженной силы республики. Она выполняла роль полиции, армии, пограничной охраны и таможенной службы. Лангаротти был обещан чин майора и очень приличный оклад — пять тысяч местных франков в день, не считая суточных и расходов на проживание. После шести месяцев службы ему полагался отпуск, премия в две тысячи долларов США и билет на самолёт в любую часть света. Но еще перед отъездом отсюда он сказал своему другу и командиру, что деньги — не главное…

Сначала Лангаротти хотел отказаться от приглашения, но потом, передумал. Причиной этому стало письмо Курта Земмлера. Он писал ему, откуда-то с юга Судана, подробно описывая свои приключения. Они на самом деле были почти рядом — каких-то пара тысяч километров, но между ними были три границы и три диктаторских режима и письмо было переслано через Тель-Авив и Брюссель. Курт с немецкой обстоятельностью описал свои приключения и события в Зангаро, происшедшие за год с небольшим после их операции. В конце письма он высказал глубокие сомнения в официальной версии смерти их командира. Затем, буквально через несколько дней, пришло известие, что Земмлер погиб. Ему также сообщили код и номер ячейки, где хранятся документы покойного. Именно поэтому Лангаротти с решил не продлевать контракт с повстанцами-хуту. Прилетев в Париж, Жан-Батист без промедления ознакомился с наследством Курта. Прочитав их, он написал президенту Окойе, что принимает приглашение…