ПСС. Том 88. Письма к В.Г. Черткову, 1897-1904 гг. - [13]

кому хотелось бы излить душу, пожаловаться, попросить участия, сострадания. Жизнь, окружающая меня, становится всё безумнее и безумнее: еда, наряды, игра всякого рода, суета, шутки, швырянье денег, живя среди нищеты и угнетения, и больше ничего. И остановить это, обличить, усовестить нет никакой возможности. Глухие скорее услышат, чем кричащие, не переставая. И мне ужасно, ужасно тяжело. Если бы я сказал, что несу терпеливо, делаю, чтó могу, я бы сказал неправду. Падаю духом, озлобляюсь, молюсь безнадежно, и отвратителен сам себе. Вот это правда.

Нового ничего не случилось: всё то же, но как будто всё разгорается и разгорается эта нелепость и развратность жизни, а с моей стороны всё меньше и меньше противодействия и всё большая и большая близость к концу и потому всё большее и большее желание, желание тихой, достойной человеческой жизни. И нет того, что спасало прежде: напряженной, увлекающей, поглощающей работы. Пишу об искусстве,³ но эта работа отчасти, особенно теперь, ученая и не захватывающая, а на другие работы нет энергии. Вы, пожалуйста, не утешайте меня, и не пишите мне про это, и не читайте никому мое письмо, кроме Поши. Мне только нужно было высказаться любимому и любящему человеку. И мне станет легче. В хорошие минуты говорю себе, чтó то, чтó со мной, это мне нужно, что так нужно дожить до смерти, а потом — опять возмущение и желание и упрек, зачем не дано мне хоть перед смертью пожить, хоть год, хоть месяц, свойственной мне жизнью, вне той лжи, в кот[орой] я не только живу, но участвую и утопаю.

Так вот напишите мне про себя так же откровенно, как я пишу про себя, а про меня не пишите. Жму вам руку.

Л. Т.

Отрывок напечатан: «Толстой и Чертков», стр. 248—249.

Год определяется на основании сопоставления с письмом Толстого к М. Л. Толстой от 12 января 1897 г. (т. 70, стр. 16—17).

Письмо написано Черткову в Петербург, куда он приехал 20 декабря 1896 г. по делу преследуемых кавказских духоборов и где работал над запиской с ходатайством о возвращении Д. А. Хилкову детей, отобранных у него и его гражданской жены Ц. В. Винер по повелению Александра III (см. т. 87, стр. 235—237). Ответ на письмо Черткова от 11 января 1897 г., в котором он писал, что хлопоты по делу духоборов поглощают все его время.

Комментируемое письмо сначала не было отправлено Черткову из-за того, что оно слишком «унылое». Узнав об этом, Чертков немедленно написал Толстому, что просит прислать это письмо, так как «дорого сочувствовать всему, что переживает друг».

¹Мария Львовна Толстая (1871—1906), дочь Толстого. См. т. 83, стр. 184. М. Л. Толстая в это время гостила в имении своего брата И. Л. Толстого.

²Павел Иванович Бирюков (1860—1931), друг Толстого и автор его биографии. См. т. 63, стр. 227—230.

³ «Что такое искусство?». См. т. 30.

* 432.

1897 г. Января 13. Москва.

Дорогой друг Вл[адимир] Гр[игорьевич]. Вчера, будучи в очень унылом настроении, написал вам длинное письмо, наклеил марку, такое же по настроению письмо написал Маше¹ и потом устыдился своей слабости и того, мож[ет] быть, несправедливого, что могло быть в письме, и усумнился послать и отложил оба письма и спрятал так, чтобы они не попались на глаза; и спрятал так хорошо, что теперь не могу найти, чтобы послать или уничтожить.

Хорошего писал я в том письме только то, что говорил вам, почти то же, что вы пишете мне, а именно, что хотя и хочется знать, что у вас делается во внешнем мире, мне важнее всего знать, что у вас в душе делается: как вы живете духовной жизнью, что, если это хорошо, то и всё внешнее будет хорошо.

Еще писал, что слишком много приготовлений, подготовлений для того дела, кот[орое] вы де[лаете], и что поэтому я сомневаюсь в важности самого дела. И на это вы отвечаете, и я согласен.

Меня трогает и умиляет жизнь духоб[оров], их внутреннее устройство и управление без насилия. И многое это мне уяснило и открыло и закрепило. Ведь [если] есть при тех условиях, при кот[орых] они, возможность жить так, как они, то ведь нечего еще искать, нечего дожидаться, а надо именно так точно жить, как они. Для того, чтобы жить, как они, я не только готов так же, как они, псалмы петь, но готов причащаться и ходить ко всенощной... Хочется об этом написать, и знаю как, и думаю, что важно.

О себе же я писал скверно, — скверно тем, что признавал свою слабость и свое уныние и тем закреплял ее; хорошо же только тем, что не старался казаться спокойным, кротким и мудрым, а показывал себя, какой я есмь — слабый, злой и бессмысленный. Таким я был и теперь еще немного такой. Хотя и получше немного.

Еще писал, что мне нужна ваша дружба, ваша, Пошина и Машина, и что вас не было никого, и от этого мне стало грустно.

Вчера читал отрывки писем Барыковой.² Как хорошо. Я давно не испытывал такого приятного чувства.

Прощайте, милые друзья. Как хорошо, что Ив[ан] Мих[айлович]³ пока цел и всё случилось, как случилось.

Л. Т.

Датируется 13 января, так как в письме есть указание, что оно написано на другой день после предыдущего письма от 12 января.

¹ Письмо к М. Л. Толстой от 12 января 1897 г. См. т. 70, стр. 16—17.