ПСС. Том 75. Письма, 1904 — 1905 (январь-июнь) гг. - [101]

* 368. С. А. Венгерову.

1905 г. Июня 18.Я. П.

Милостивый Государь,

Не отвечал вам п[отому], ч[то], как бы я ни желал содействовать спасению того совершенно неизвестного мне лица,¹ о кот[ором] вы пишете, так же как и сотен и тысяч столь же неизвестных и некоторых даже известных мне лиц, я чувствую себя в этом совершенно бессильным и средство, предлагаемое вами, недействительным, что давно уже мною испытано.

Лев Толстой.

18 июня 1905.

Печатается по копировальной книге № 6, л. 356.

Семен Афанасьевич Венгеров (1855—1921) — критик и историк литературы.

Ответ на два письма Венгерова, от 4 и 11 июня 1905 г. В первом он писал: «Вчера в собрании петербургских писателей было выслушано глубоко взволновавшее всех сообщение присяжного поверенного Сталя, который защищал в Двинске рабочего Дейча. В ответ на ряд грубых и наглых, даже с обычной точки зрения, действий пристава Еремина, 19-летний Дейч выстрелил в Еремина и ранил его. За это Дейча, в отмену обычного порядка, судили по законам военного времени и присудили к смертной казни через повешение. А так как заранее было решено подавить политическое движение в Двинске самым беспощадным образом, то суд, несмотря на самый законный повод, не счел нужным ходатайствовать о 19-летнем преступнике, и его почти наверное повесят. По крайней мере так все убеждены в Двинске, где после приговора весь город облекся в траур, были закрыты лавки, приспущены шторы и т. д.... Выслушав сообщение Сталя, вчерашнее собрание пришло к единогласному решению, что оно не может остаться равнодушным к судьбе несчастного юноши. Поручили нескольким лицам объездить петербургские редакции (конечно, за исключением «Нового времени», «Света» и «Гражданина») и постараться устроить, чтобы завтра одновременно во всех газетах появились статьи по поводу предстоящей казни. Выйдет ли из этого что-нибудь, сказать трудно... Во время не особенно бодрящих переговоров с редакциями у меня созрела мысль обратиться по поводу Дейча к вам... Если вы признаете хоть некоторую долю правильности в моих доводах, то я считаю своим нравственным долгом предложить на ваше усмотрение следующий план: вы напишете письмо к государю и трем министрам (внутренних дел, военному и двора) с просьбой о помиловании Дейча. Ваша просьба будет иметь огромное значение... Действовать надо с необыкновенной быстротой, потому что через 4—5 дней кассационный суд отвергнет жалобу защитника, а через 6 дней Дейч, вероятно, уже будет повешен».

В письме от 11 июня 1905 г. Венгеров писал: «Семь дней тому назад отправил я вам письмо исключительной важности, и до сих пор не получил никакого ответа. Очевидно, оно до вас не дошло. Посылаю поэтому копию. Дело Дейча как будто теперь в лучшем положении. Печать и некоторые общества не очень настойчиво, но все ж таки серьезно взяли под защиту несчастного юношу, которого, я это упустил в своем письме, Еремин избил...»

Алексей Федорович Сталь — присяжный поверенный. Еремин — помощник пристава в г. Двинске. Возглавлял полицейский отряд, разгонявший в феврале месяце 1905 г. в Двинске мирную демонстрацию против январских расстрелов в Петербурге. В знак протеста 1 марта 1905 г. Мендель Дейч и М. Имберман стреляли в Еремина и ранили его в голову.

¹ Мендель Абелевич Дейч (р. 1885) — рабочий, шорник по профессии, член бундовской организации. Смертная казнь была ему заменена пожизненной каторгой.

* 369. В. Г. Кристи.

1905г. Июня 18—19. Я. П.

Милый Володя (так мне натуральнее). Ради бога — своего истинного блага и блага близких вам, главное ради того, во имя чего вы хотите действовать, ничего не предпринимайте внешнего. Никакие внешние поступки не могут дать удовлетворения тому внутреннему требованию, которое говорит в вас. Нет положения, в кот[ором] бы нельзя было исполнять волю бога. Знаю, что совестно, противно жить так, как мы живем, не исповедуя (если бы только исповедовать другое, то легче бы примириться и как-нибудь обмануть себя), но не на словах исповедуя, а всем существом отвращаясь от тех условий жизни, в к[оторые] поставлен, но ведь бога мы познаем в любви, и потому всё можно сделать, но не нарушить любви, в особенности к[оторая] уже есть.

Впрочем, я всё это говорил вам. Одно скажу еще. Вы обращаетесь ко мне. Но ведь я живу скверно, среди самой безумной роскоши и говорю, пишу, о грехе такой жизни. Кто же я такой? Если я лгун и обманщик, то у меня спрашивать нечего. Я буду лгать. Если же я не обманщик, то есть причины, к[оторые] заставляют меня жить так, как я живу, причины религиозные.

Вот эти-то самые причины должны заставить и вас покориться, нести возможность упрека в непоследовательности, в лицемерии и все-таки жить так, зная, что иначе не могу жить перед богом. Помните одно: другие живут, как им велит их совесть, а я буду жить по своей совести, и пусть судят обо мне, как хотят, только бы бог б[ыл] со мною, или, скорее, я с ним.

Претерпевый до конца спасен будет и спасет других.

Мне б[ыло] тяжело и теперь бывает тяжело, но то, что я выиграл в сравнении с тем, что потерял и теряю, несоизмеримо. Говорю про свой опыт. Не могу не радоваться, что не поступил, как много раз хотел и как вы хотите.