ПСС. Том 68. Письма, 1895 г. - [102]

236. В. Г. Черткову от 1 декабря 1895 г.

* 237. Н. Т. Изюмченко.

1895 г. Декабря 4. Москва.

Получил ваше письмо, Николай Трофимович, и спешу ответить. Очень рад был узнать о вас, но очень пожалел о том, что вести о вас нехорошие: необстоятельная, — т. е. бестолковая жизнь, как вы пишете, и болезнь. Хуже всего первое: такая жизнь, — которой недоволен тот, кто ее ведет. — Болезнь не от нас, и потому разумный и верующий в бога человек может переносить ее спокойно; но жизнь свою нельзя тратить, как попало, и везде и во всех условиях можно делать то, для чего нам дана жизнь, а именно, совершенствоваться, приближаться к богу — «Будьте совершенны, как отец ваш небесный», стараться быть разумным и любовным во всем. И если не делать этого, то бывает очень грустно. — Делать же это, т. е. совершенствоваться и приближаться к богу, не только всегда и везде можно, но и не трудно. Некоторые думают, что для этого нужно что-то предпринимать, устраивать. Это несправедливо, надо только не делать ничего из того, что считаешь дурным; жизнь же сама сложится так или иначе, и если только не будешь делать того, что считаешь дурным, то непременно будешь делать хорошее, пот[ому] что здоровый человек не может оставаться праздным. Это самое я и советую вам, милый друг: только воздерживайтесь, не ссорьтесь, не старайтесь выказаться, не затевайте ничего нового, только не пускайте воду никуда, кроме как на колесо, и колесо будет работать на пользу вам и людям. Бог есть любовь, и человек есть любовь. И если только человек не будет отдаваться соблазнам, обманам, кот[орые] заставляют его напрасно тратить жизнь, то любовь проявится и будет делать в нем дело божие. Прощайте пока, напишите мне поподробнее, как вы живете, с кем видитесь, что делаете и весь обиход вашей жизни. Жена благодарит вас за память и кланяется.

Любящий вас Л. Толстой.

4 дек. 1895.

Печатается по листам 10 и 13 копировальной книги.

Ответ на письмо Изюмченко от 9 ноября 1895 г. из места его ссылки, г. Березова Тобольской губ.

238. П. Н. Гастеву.

1895 г. Декабря 7.

Кругом виноват перед вами, дорогой Петр Николаевич. Письмо ваше и рукопись давно получил, прочел и послал в Петерб[ург] Гайдебурову.¹ П. И. Бирюков повез ее и теперь еще там. Боюсь, что не напечатают. А напечатать нужно. Изложение мне понравилось. Пишу это письмо к Новоселову,² которому передайте мою искреннюю любовь к нему; надеюсь, что оно вас застанет там.³ Волнующее для меня событие в Москве был отказ нашего хорошего знакомого киевского — он был близок старику Ге, и сам ученик школы живописи — Суллержицкого, от военной службы. Он сидит в отделении душевно-больных в военном госпитале на испытании в умствен[ных] способностях. Он очень живой, общительный и искренний человек и очень тверд в своем решении. Мы посещаем его. Нынче была Соф[ья] Андр[еевна] и всё свое красноречие употребляла на то, чтобы отговорить его. И я был очень рад этому. Опаснее всего для души обмануться в своих силах и начать строить башню, не имея средств достроить. Другое событие — смерть Философова.

Что вы делаете? Верно, поедете или пойдете через Москву, заходите к нам.

Прощайте, братски целую вас.

Лев Толстой.

1895, 7 декабря.

Впервые опубликовано в «Летописях», 12, стр. 66.

Петр Николаевич Гастев (р. 1866) — участник земледельческих общин, сторонник взглядов Толстого. См. т. 52, стр. 327.

¹ См. письмо № 212, прим. 2.

² Михаил Александрович Новоселов (р. 1864), основатель первой толстовской общины в Тверской губ. В конце 1880-х гг. был близок к Толстому по взглядам, но затем вернулся в православную церковь.

³ Гастев был в Ясной Поляне в начале октября (см. запись в Дневнике от 6 октября), откуда ушел пешком в Тверскую губ. с поручением от Толстого повидать там Новоселова.

239. Л. Ф. Анненковой.

1895 г. Декабря 12. Москва.

Получил чулки и ваши оба письма, дорогая Леонила Фоминична. Чулки прекрасные, и мне очень нужны были, а еще более хороши письма и еще более нужны, как нужно и радостно мне всегда общение с вами. Меня тоже очень больно поразила смерть Черкасова.¹ Здесь мне говорили — сведения от Великанова,² — что он не умышленно отравился, а от бессонницы принимал опиум всё в более сильных дозах, говорили, что он пил. Очень жалко и больно во всяком случае. То, что вы пишете мне о том, что будто я могу быть полезен, уяснив таким людям — им имя легион, — кот[орые], как овцы без пастыря, блуждают по жизни, не зная зачем, я сам часто думаю. Но не могу знать, правда ли это, т. е. то, что я могу и должен это сделать. Знаю я, что иногда и большей частью мне кажется всё так ясно, что кажется, что я могу и должен это сделать, главное, что я сам чувствую такую твердость и часто радость, что хочется сделать, но от того, чтобы самому испытывать и знать, до того, чтобы выразить это ясно и понятно всякому самому простому человеку, — большое расстояние. Я все-таки всё это последнее время занят этим изложением своей веры или своего понимания жизни, опять всё сначала, и иногда чувствую восторг просветления, иногда опять затемняется не в душе, но в форме выражения. Я все-таки продолжаю работать и хотелось бы, чтобы смерть застала за этой работой.