ПСС. Том 61. Письма, 1863-1872 гг. - [12]

И тем не менее, любезная девица, позволяю себе задать вам один нескромный и даже мучительный — но при этом очень важный вопрос по поводу одного из моих друзей.

Кожа крокодила проницаемее вашего сердца, любезная девица, и, тем не менее, в нее не может проникнуть пуля, в ваше же сердце проникла ядовитая стрела амура, как я предполагаю.

Вашим колебаниям и нерешительности посвящаю эти стихи.

Девушка! я чистосердечен,

Поведай мне свою тайну,

Ах, я должен ее узнать

Из твоих прекрасных уст.

Люб ли тебе Игнатович,

Признайся чистосердечно...

Или ты предпочитаешь Абрамовича

В красивых белых башмачках.

Юх-хе! Юх-хе! Юх-хе!

Kochanna panna Tatianka!

Kochaesh li minia? Sprechochau tebia. Muvi do minia.

Tvoi bezumchnie

Ignatovich.

25 december.

Милая панна Татиана!

Любишь ли меня? Спрашиваю тебя. Скажи мне.

Твой безумный Игнатович.

25 декабря.

На четвертой странице:

Ее превосходительству Татьяне Андревне Берс.

В Москву. В Кремль.

В доме Арднансгуза.¹

Год определяется неопубликованным письмом А. Е. Берса к С. А. Толстой от 29 декабря 1863 г., в котором он писал: «...Сегодня получили письма Тане от твоего мужа, от которых я катался со смеху, подавно от немецкого».

¹ Ордонанс-гаус — здание, примыкавшее к Кремлевскому дворцу. Здесь А. Е. Берс, как гоф-медик, имел казенную квартиру.

1864

34. T. A. Берс.

1864 г. Января 1...3. Я. П.

Вчера смотрел, когда рожденье месяца, и в календаре тетиньки нашел: aujourd’hui Léon et sa femme sont partir pour Moscou accompagnés de la chère¹Таня. Ты мне и всегда chère, но тут ты еще шерее мне сделалась, как это всегда бывает, без видимой причины. — А ты говори[шь], что я тебе враг. Враг тебе 20 лет лишних, к[отор]ые я жил на свете. Я знаю, что, что бы ни сделалось тебе, не надо опускаться и быть той милой беснующейся энергической натурой в счастии и той же натурой, не поддающейся судьбе, в несчастии. Ты можешь это, ежели ты не будешь попускать себя. Скажи сама себе: ходи в струне перед самой собою. И ходи. Ну, ежели бы он² умер. Ну, ежели бы для меня Соня умерла или я для нее? Ведь легко сказать, я бы жить не стал. Главное, что это легко сказать и глупо, и подло, и лживо, и надо ходить в струне. Кроме твоего горя у тебя, у тебя-то есть столько людей, к[отор]ые тебя любят (меня помни), и ты не перестанешь жить, и тебе будет стыдно вспоминать твой упадок в это время, как бы оно ни прошло. Ей богу, не сердись на меня. Ты будь убеждена, что опускаться нехорошо, и всё будет хорошо. —

А как я смотрю на ваше будущее? Ты хочешь знать. Вот как. — С[ережа] обещал приехать к нам через два дня и не приезжал до сих пор; мы узнали, что М[аша] рожает,³ но еще прежде этого я стал очень беспокоиться. Меня мучала мысль, что он сказал раз: «надо всё кончить так или иначе, женившись на М[аше] или на Т[ане]». Я жалею М[ашу] больше тебя по рассудку, но, когда мне пришло в голову, что он, может быть, решится без нас, я испугался. Мы написали ему письмо, что имеем ему важное сообщить. Теперь она рожает, он в первый раз присутствует, и я боюсь. В душе, перед богом тебе говорю, я желаю да, но боюсь, что нет. Перед ее страданиями, к[отор]ые могут быть соединены с нравственными страданиями, ему всё может показаться в другом свете. — Дьяков⁴ был у нас и потом у него и много говорил с ним о тебе, ничего, разумеется, не подозревая, и его речи могли иметь большое влияние против тебя. Он хвалил Машу, говорил вообще про его положенье и про тебя говорил, как ты молода, как тебе еще рано выходить замуж и, разумеется, про то, какая ты прелесть. —

Я же пришел к тому убеждению, что, женившись на Маше, он погубит, пожалуй, себя и ее. Я ему сказал, что, не женясь на ней, он оставлял себе une porte de salut⁵ инстинктивно. Он сказал: «да, да, да». Теперь же, ежели он женится, эта porte de salut будет закрыта, и он возненавидит ее. Так жить с ней он может еще, но жениться — он пропадет. — Но, Таня, в душе другого читать трудно, и чем больше знаешь, тем труднее. Я ничего не знаю и ничего определенного для вас не желаю, хотя люблю вас обоих всеми силами души. Что для вас обоих будет лучше, знает бог, и ему надо молиться. — Да. Одно я знаю, что чем трудне[е] становится выбор в жизни для человека, чем тяжелее жить, тем больше надо владеть собой (употреблять, по крайней мере, все силы, чтоб владеть собой, но не попускаться), оттого что в такую минуту ошибка дорого может стоить и себе и другим. Всякий шаг, слово в такие минуты, в ту минуту, в к[отор]ую ты живешь, важнее годов жизни после, Таня, голубчик, может быть, это похоже на зеркало добродетели;⁶ но что же делать, что самые задушевные мои мысли и желания похожи на зеркало доброд[етели]. Всякое слово обдумано и прочувствовано, может быть, оно не правда для тебя покажется, но я сказал всё, что я думаю и чувствую об этом, исключая одной маленькой штучки,⁷ к[отор]ую я скажу когда-нибудь после. Прощай. Молись богу, это лучше всего и одно.

Впервые опубликовано, с неправильной датой: «31(?) декабря 1864 г.», в газете «Новое время», иллюстрированное приложение, 1916, № 14427 от 17 мая, стр. 6 (154), столб. 1. Дата определяется сопоставлением с письмом С. А. Толстой к Т. А. Берс от 1 января 1864 г.