А между тем это-то самое нелепое предположение, что вещи — мир — действительно существуют во времени и пространстве, и делают люди так назыв[аемой] положительной науки. —
23 Сен. Я. П. Е. б. ж. 33 года женатой жи[зни].
[24 сентября.] Вчера провел день хорошо, но мало работал. Написал Маше письмо. — Думал:
Вышел до завтрака пройтись по саду и вижу на липе новый недавно выросший гриб. — Сбил его палкой. И подумал: он живой. Тоже явились условия, удобные для его существования, и он явился и живет. И подумал о всем том, что живет в бесконечном мире по тем же законам. И удивился на мудрость — разумность — устройства мира. — И потом опомнился, поняв, что удивляюсь я не на премудрость устройства мира, а на премудрость своего разума, кот[орый] видит всё так премудро. Ведь это всё равно, что удивляться на правильность того полушара, который я вижу на небе, и круга около себя. Ведь это только закон моего зрения. А там законы моего разума, кот[орые] облекли всё существующ[ее] в эту — удивляющую меня правильность.
Сейчас 1-й час 24 Сен. 1895. Я. П.
Начал писать Коневск[ую] пов[есть], не пошло. Делал пасьянс и думал: думал о том, что надо не на словах, а на деле жить не для себя и для людей, а для Бога. А чтобы действительно так жить, надо приучать себя к этому, как приучаешь себя жить для себя, потом для любимых людей. Правда, будет сначала неловко, не будет простоты, естественности, будешь срываться, но потом привыкнешь и будешь жить так, не думая. Буду стараться. Нарочно записал, чтобы заметить, что будет через месяц. Станешь писать, говорить, работать, есть, спать даже, и всё можно дела[ть] для себя и для Бога. И если приучиться делать только для Бога, какое спокойствие и сила! Помоги мне, Отец.
25 С. 95. Я. П. Е. б. ж.
[25 сентября.] 24-го один раз отступил от ж[изни] д[ля] Б[ога], когда вышел после обеда к разбитому параличом страннику и холодно обошелся с ним; другой раз вечером, когда с досадой отвечал Соне о Хилков[ых]. Думал еще 24-го очень важное:
Жить для Бога? Как дойти до того, чтобы жить для Бога? Так же, как дошел до того, что жил только для себя: убедиться, что всякая другая жизнь бессмысленна, бесполезна, губительна, что всякая другая жизнь не жизнь. Не убедительность, даже не руководящее чувство дает твердость убеждения — опытом изведанное и несомненное бессмыслие всякой другой жизни.
Я думаю, что я пришел к этому.
Вечер 25 С. Писал утром Коневск[ую], пересматривал с начала. Довольно хорошо. По крайней мере, без отвращения. Всё помнил о жизни для Б[ога], забыл только два раза по отношению Анд[рюши]. Утром, когда слышал, что он вставал, не вышел к нему и вечером, когда он вернулся. Он два дня не был дома, и ему самому должно быть тяжело. Чем он гаже, тем больше надо его любить. Вот это-то я не исполнил. После обеда ходил с Гастевым рубить деревья для Филипа и Андрияна и потом проехался на велосипеде. Получил письма от Бодянск[ого] и вырезку из статьи Визевы.
Думал: Можно думать, что жить для Бога: содействовать установлению царства Божия можно, главное, убеждая людей быть добрыми, воздерживаться от соблазнов, учреждая жизнь других людей. Это заблуждение: жить для Бога можно только тем, чтобы любить людей, проявлять любовь, заражать любовью, заставлять их верить в любовь. Мне это очень нужно знать теперь, и я решаю так, что ничего не нужно устраивать или внушать людям, а только с лаской и любовью обращаться со всеми. Это сильнейшее средство установления царства Б[ожия]. Завтра 26 Сен. 95. Я. П.
[26 сентября.] Тяжелый был день. Проснулся рано, не спал, думал. После завтрака ждал, когда встанет Андр[юша]. Мучался войти, не войти. Входил, он закрывался, наконец, вижу, что не спит, стал говорить ему. Говорил мягко, добро, но не убедительно, робел и страдал. Он всё молчал. Ни одного звука. Я ушел заниматься, и не прошло и часа, как слышу звуки гармоники, неумолкаемые в кухне. Не верилось своим ушам, заглянул в окошечко кухни. Он отстранился. Я не вытерпел, сказал: это хуже Хохлова. За обедом он не>[64] отвечал мне и озлобленный ушел. Мне стыдно, что я не выдержал. Очень стыдно. Огорчился эгоистично, что слова мои не подействовали, и забыл, что жить надо и можно только для Бога. Писание тоже не шло. Переменял слишком много и запутался. И стыдно писать эти вымыслы. Правду пишет Бодянский, что не годится писать худож[ественное] иносказательное. Я всегда это чувствую и спокоен только, когда пишу во-всю то, что знаю и о чем думаю.
После обеда заснул, съел яблоко — изжога. Пришел Ив Ив. Бочкарев. Вечер ничего не делал. Да, главное, еще неприятное, непонимающее письмо от Меньшикова и от учителя из Ташкента. —
Думал утром очень важное и хорош[ее]. Боюсь, что забыл теперь. Попытаюсь:
Пока человек не сознает себя, он не знает, живет ли он или нет и потому не живет. Когда же он сознàет>[65] себя живущим, он невольно задает себе вопрос: зачем он живет. Задав же себе этот вопрос, он ищет на него ответа, найдя же ответ, он не успокаивается до тех пор, пока не делает того, для чего он живет. Почти то же на стр. 45 и 46.>[66]
Теперь 12 ч[асов].
