Псковская судная грамота и I Литовский Статут - [7]
Вызов в суд был обязанностью «дворянина» и по Новгородской Судной грамоте ст. 41, которой постановляет: «А кто кого позовет в селе позовкою или дворянином, ино дать срок на сто верст две недели, а дале и ближе, а то по числу»[96].
За исполнение своих обязанностей «дворанин» получал определенную плату. Размеры выплат устанавливает ст. 27, р. VI I Литовского Статута, носящая название «О децкованье двораном нашим и панов воевод, и маршалков, и старост, и державцев наших и их наместников, по чому маеть плачоно быти»[97]. К этому следует добавить, что I Литовский Статут знает «дворанина» и как служилого военного человека[98], что находит соответствие в истории становления служилого сословия Московской Руси, где к первой трети XVI в. основной обязанностью дворянина также становится военная служба[99].
Исходя из вышеизложенного, а также принимая во внимание то, что «дворяне» являлись судебными чиновниками и в Новгороде[100], «дворянина» Псковской Судной грамоты также можно отнести к судебно-административным слугам князя.
То обстоятельство, что «пристав» и «дворянин» в ст. 66 Грамоты стоят рядом, видимо, не случайно. Как судебные должностные лица они могли действовать совместно. На эту мысль наводит упоминание «дворянина» и «пристава» в отражающей юридическую практику новгородской берестяной грамоте № 19 (XV в.), где, в частности, говорится: «Ино надо бы дворянина. А пристав ино зде» («Но нужен бы дворянин. А пристав-то здесь»)[101].
Если «дворянин» упоминается в Псковской Судной грамоте однократно, то «пристав» упоминается лишь один раз в I Литовском Статуте, а именно в ст. 3, р. XI, назначающий денежные штрафы за убийство должностных лиц – «врадников»: «тивуна», «пристава» и «ключника»[102]. Западнорусский «Лист» 1510 г. «К въсим бояром и слугом путным, и тивуну, и приставом, и людем всим путным и тяглым двора озеръницъкого» указывает на связь пристава с «двором»[103].
«Пристав» по Псковской Судной грамоте наряду с «подвойским», «позовником» и «ограмочим» занимается вызовом тяжущихся сторон в суду[104].
Можно предполагать, что слово «пристав» унаследовано славянами от «общеславянской языковой эпохи»[105]. Термин «пристав» в значении «надсмотрщик» появляется в памятниках восточнославянской письменности со второй половины XIII в.[106] Так, в уже приводившейся нами договорной грамоте Новгорода с тверским великим князем Ярославом Ярославовичем 1270 г. говорится: «…и приставов не приставляти»[107].
«Пристав» известен и южнославянскому праву. В южнославянских источниках «пристав» известен уже в XI-XII вв.[108] «Пристальд» Статута острова Корчула XIII в. (следующего после Русской Правды памятника славянского права) этимологически родственен сербохорватскому приставу[109]. В Законнике Стефана Душана помимо «пристава» упоминается также и «приставник»[110].
Четкое определение «пристава» дает Полицкий Статут (памятник хорватского права XV-XVIII вв.): «Приставы суть те через коих по закону делаются вызовы в суд, испытывается правда, производится присяга, купля-продажа, договоры, свидетельства всякие иные дела и обязательства»[111]. Полицкий Статут знает приставов «опченых», «ротных» (присяжных), а также и «облубленных», т.е. по старорусской терминологии «излюбленных»[112].
Г. В. Демченко отмечал, что в Древней Руси должность пристава была связана с институтом добрых людей[113]. Это положение подтверждает Новгородская Судная грамота, ст. 25 которой гласит: «А в тиуне одрине быти по приставу с сторону людем добрым, да судити им в правду крест поцеловав на сей на крестной грамоте»[114]. В связи с эти интересно отметить, что ст. 165 Законника Стефана Душана, в частности, говорит: «Судие да посылаю приставе добре, праве и достоверьне» («Судьи да посылают приставов добрых, справедливых и достойных веры»)[115].
По Псковской Судной грамоте приставом мог быть как «княжий» человек, так и «псковитин», что явствует из ст. 64: «А которие пристави княжей человек или подвойской или псковитин, а поедет человека позвать на суд…»[116] I Литовский Статут при всей скудости сведений говорит, что в «приставництве», т.е. в должности пристава, мог находиться и «паробок»[117] – человек, принадлежащий к низшему разряду несвободных слуг. Таким образом, Cтатут различает «пристава» – свободного человека и «паробка», что, вероятно, соответствует «псковитину» и «княжему человеку» Грамоты, хотя «псковитин», возможно, истец, сам вызывающий и доставляющий своего ответчика в суд, о чем говорит также ст. 26 псковских законов[118].
«Ротни пристав» Полицкого Статута – должностное лицо, приносившее присягу-«роту» общине[119]. «Пристав» Псковской Судной грамоты также носит подобные черты, уличенный в неправде «пристав» лишался своей должности[120]. Для обеспечения своих дел псковский «пристав» должен был опираться на «суседов», что также является отголоском общинного суда[121]. Это сближает «пристава» Грамоты и судебного чиновника I Литовского Статута – «вижа». Деятельность «вижей» была тесно связана с общинными «копными» судами. В западнорусских землях термин «пристав» постепенно был вытеснен термином «виж» польского происхождения
Россия. Москва. 2062 год. Молодой ученый, младший научный сотрудник НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ Олег Улетов наблюдает за прошлым с помощью специального прибора — хроновизора. Его задача — использовать полученные данные для научной работы. Между тем, в институте возникли проблемы. Директор учреждения собирает сотрудников и сообщает о том, что кто-то, возможно, уже изобрел «кустарную» машину времени. Внезапно Улетов проваливается в прошлое — оказывается в древнем Киеве, а затем в столице племенного княжения древлян — Искоростене. На его глазах развивается альтернативный виток истории — появляется государство Деревия (Деревь). Затем герой оказывается в 1963 году — в продолжающейся альтернативной реальности, где в России и Европе восторжествовал «коммунизм» анархистского толка. Все эти приключения — следствие злонамеренных преступных действий одного из представителей «братвы» лихих девяностых — начала нулевых, очутившегося в середине XXI века и принявшего личину «ученого».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Альтернативная история. Наш современник при помощи исторического симулятора "попадает" в 1825 год на восстание декабристов. Ход истории может измениться!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Военно-политический крах Франции летом 1940 г. явился одним из поворотных моментов Второй мировой войны, который предопределил ее ход и тем самым повлиял на будущее всего европейского континента. Причины сокрушительного поражения французской армии, с 1918 г. считавшейся одной из сильнейших в мире, и последовавшего за ним падения Третьей республики, по сей день вызывают споры среди историков. Вытекали ли они из всего хода социально-политического и экономического развития Франции после Первой мировой войны? Что было первично – военное поражение или политический кризис французского общества, не нашедшего ответов на вызовы эпохи? Какую роль в этих драматических событиях сыграли отдельные исторические фигуры – Эдуард Даладье, Поль Рейно, Филипп Петэн, Шарль де Голль? В данной книге предпринята попытка дать ответы на эти вопросы.
Монография посвящена рассмотрению восприятия событий Куликовской битвы в общественном сознании России на протяжении XV–XX столетий. Особое внимание уделено самому Донскому побоищу и его осмыслению в ранних источниках, а также в исследованиях, публицистике, художественных произведениях, живописи. На оценки влияли эсхатологические воззрения, установки Просвещения, господствовавшие идеологические течения, а также внешнеполитические и внутрироссийские события. В настоящее время изучение эпохи Дмитрия Донского переживает подъем.
Летописец содержит подробные и уникальные сведения о строительстве городов, военных походах, событиях опричнины и Смуты. Первое монографическое исследование памятника включает его всесторонний анализ. Убедительно показано возникновение его основной части в приказной среде в 1611–1613 гг. под пером московского дьяка Нечая Перфильева. Автору удалось выявить источники памятника: летописи, разрядные записи, окружные грамоты царя Василия Шуйского, записи устных рассказов и наблюдений составителя. Летописец интересен как памятник историографии и как записки современника событий, а также особой манерой изложения.
Книга посвящена анализу источников и современных точек зрения по вопросу образования Древнерусского государства. Рассматривается весь комплекс письменных и археологических источников по генезису восточно-славянского государства. В работе представлены теоретические аспекты понятия государства, причины и пути его возникновения. Ряд проблем — роль скандинавского элемента, гипотезы существования «северной конфедерации племен» и «Русского каганата» — исследуется на широком фоне международных отношений раннесредневекового периода.