Псион - [21]

Она пыталась сдержать волнение, но я чувствовал его, как электрический ток.

— Что ему нужно? Ее что, хотят арестовать?

Зибелинг посмотрел на меня так, как будто я оскорбил ее.

— Разумеется нет. Он привез весточку от ее семьи.

— Ее семьи? — Джули всегда выглядела настолько одинокой, что эта новость очень удивила меня: я думал, она так же одинока, как и я. Зибелинг был единственным человеком, кроме меня, с которым она общалась. Их объединяло взаимное чувство, и для всех это было очевидным, хотя оба пытались скрыть его.

Нелегко держать секрет перед целой командой псионов, к тому же Джули только обучалась умению скрывать свои мысли и чувства. С таким же успехом она могла сделать их всеобщим достоянием. То, что у нее связь с Зибелингом, было ее личным делом, но меня поражало, что могла найти в Зибелинге такая женщина, как она.

— Они прислали к ней службиста? Что за форма?

— Транспорт Созвездия Центавра — это синдикат, занимающийся перевозками, самый большой и один из старейших. Семье Минг принадлежит контрольный пакет акций этого синдиката. Ее семья… — Слова Зибелинга, окрашенные моим удивлением, заняли все мои мысли.

— Вы хотите сказать, что она богата?

— А она похожа на богатую? — резко спросил он.

Я пожал плечами:

— По крайней мере не в этих стенах.

Джули говорила со службистом, обхватив плечи руками, что выдавало ее внутреннее волнение. Я с досадой отвернулся к экрану и попытался изобразить свое имя.

— Что ты делаешь? — голос Зибелинга прозвучал так, будто он поймал меня на том, что я посягнул на его собственность.

— То, что она велела мне делать.

К… О… Т… Моя рука дрожала от напряжения, я сжимал «мышку», как будто она хотела выпрыгнуть, а буквы выглядели как кривые рваные черточки. Я сделал паузу. К-О-Т. К-О-Т. Кот. Кот. Кот. Это картина моего имени. Мне становилось легче и легче рисовать ее. Никогда не испытываемое чувство вдруг охватило меня.

Наверное, это была гордость.

— Напрасная трата времени, — беспощадно подавили ее слова Зибелинга. Я увидел себя со стороны, таким, как выгляжу в его глазах, — примитивный воришка, зеленоглазый уличный юнец, который морочил всем голову. Мрачно взглянув на Зибелинга, я готов был выпалить такое, о чем бы потом пожалел. Но тут живительный приток энергии со стороны Джули охладил нам головы, она излучала нечто вроде несмелого, но очевидного триумфа, и это чувство эхом начало передаваться мне.

Джули направилась к нам — службиста уже не было. Похоже, она даже не заметила того, что назревало между нами. Ее сейчас занимала ироническая мысль о том, что ее семья вспомнила о ней лишь тогда, когда у нее все налаживалось. Ее серые глаза, живые и блестящие, говорили:

— Я остаюсь!

Напряженное лицо Зибелинга внезапно осветила улыбка, и его облегчение стало таким же очевидным, как и ее радость.

— Ты уверена? — спросил он.

— Да. — Ее кивок исчерпывал все возможные сомнения. Она обернулась ко мне.

Зибелинг схватил ее за руку, желая увлечь за собой, но Джули высвободилась.

— Подожди.

Зибелинг послал мне мрачный взгляд. Я стоял молча. Джули посмотрела на мое художество на экране. Она подмигнула мне, как будто мы достигли общей победы, и я вновь почувствовал наполняющую меня гордость. Зибелинг обнял Джули, впервые при мне, и теперь она последовала за ним.

Я вернулся к терминалу, снова включил его и начал нажимать в той последовательности, как учила меня Джули. Проделав это еще несколько раз и добившись полного автоматизма, я затем принялся опять писать свое имя. Я подумал, что завтра попрошу Джули показать несколько новых слов или принести учебную кассету.

Но оказалось, что уроки с компьютерами закончились, а Зибелинг всегда мог предложить Джули что-то более привлекательное, чем тратить время на меня. Без ее поддержки образ примитивного уличного юнца в моей самооценке вытеснил другие представления, и меня перестало интересовать то, чему еще я мог бы обучиться.

Однако это не изменило моего отношения к пребыванию в институте. Ощущать себя псионом и работать с себе подобными все еще было для меня в новинку. Если даже кто-то считал меня «ментальным клептоманом», нам все равно удавалось работать в связке. Потому что мы чувствовали, что похожи, и ничто другое во внимание не принималось. Если мои пси-способности причиняли мне неудобство, я знал, что большинство моих товарищей разделяют это ощущение, с той лишь разницей, что они жили с этим и ненавидели его гораздо дольше меня. Я знал также, что мне повезло, потому что почти всю жизнь псион был похоронен во мне и теперь я легче переносил его пробуждение.

Наверное, облегчало нашу жизнь то, что мы делились теми изменениями, которые происходили с нами. Некоторые, по-видимому, даже прониклись ко мне симпатией — например, Дир Кортелью. И, конечно, Джули. В Старом городе мои редкие сближения с другими людьми оставались чисто внешними и чаще всего были вынужденными — когда приходилось делить с кем-то комнату. Я никогда не примыкал ни к каким группировкам. И вот впервые в жизни я стал частью какого-то общего процесса и не подозревал, что меня захватит это чувство. Наконец у меня появилось то, чего я боялся лишиться. Иногда мне казалось, что я слишком часто щиплю себя и что уже давно проснулся.