Психопатология неврозов - [119]

Интерес психиатров к терапевтическому обществу датируется со Второй мировой войны. Почти каждая мировая катастрофа, в результате нарушения общественной стабилизации, акцентирует внимание общества на психиатрической проблематике. Больные становятся более близкими и понятными, поскольку все общество переживает кризис общественной нормы. Во время последней мировой войны и непосредственно после нее в Англии началось психиатрическое движение, известное как «борьба за открытые двери в психиатрии». Его участники добивались уменьшения пропасти, разделявшей психически больного от так наз. нормальных людей. Больным старались дать максимальную свободу, побуждать, а не препятствовать их инициативе, укреплять в них чувство собственного достоинства.

Было ли это движение новым? Англичанам послужили образцом терапевтического общества малые английские больницы первой половины прошлого столетия. В этих больницах существовали семейные отношения. Врачи жили в больницах, ели вместе с больными, проводили с ними много времени. Все хорошо знали друг друга. Во второй половине XIX века была принята модель больших психиатрических больниц, в которых совместное проведение времени было невозможным. Это изменение стиля в организации больничной психиатрической помощи согласуется, по времени, с расцветом научного направления в психиатрии — в форме генетических и органических взглядов и логических психологических конструкций, которые старались выяснить этиологию психических нарушений. Сегодня снова появляется тенденция модели малой психиатрической больницы и считается, что общее число коек не должно превышать ста.

Две границы: персонал — пациент, «нормальный» — «ненормальный»

Для образования терапевтического общества необходимо перейти две границы: одну, отделяющую больничный персонал от больных, вторую — отделяющую здоровых от психически больных. Терапевтическое общество должно объединять, а не разделять людей; если в нем самом существуют границы, тогда люди, принадлежащие к этому обществу, автоматически делятся на два лагеря — по одной и другой сторонам границы — «мы» и «они». Граница тоже автоматически увеличивает антагонизм между людьми из противоположных лагерей.

Переход этих указанных границ — нелегок. Граница, отделяющая врача и вообще больничный персонал от больного, заключается в самой сущности лечения: кто-то должен лечить, чтобы кто-то лечился. Здесь должно существовать разделение — на действующий субъект и воспринимающий это действие объект. И кто-то должен верить в умение и добрую волю лечащего. «Закрытые двери», разделяющие «людей в белом» от больных, существовали всегда. Врач издревле, когда медицина была главным образом магией, и позднее, когда она становилась наукой, оставался для больного человеком, обладающим магической властью над его здоровьем и жизнью. Этот элемент веры в магическую мощь врачей не остается без значения для терапии, независимо от того, на чем она опирается — на научных достижениях или только на суеверии. Чтобы сохранить эту веру, врач должен держаться на определенном расстоянии и в изоляции. Если бы двери полностью открыть и больные увидели бы все, что делается за кулисами театра медицины, их вера, наверное, ослабела бы, а это в свою очередь отрицательно повлияло бы на лечебные результаты.

Существенный для лечебных результатов элемент веры в магическую силу врача не играет в психиатрии большой роли, а иногда бывает даже вреден. Этот элемент имеет свое значение при неврозах и психосоматических болезнях, а при психозах и так существует так много магических элементов, в результате отрыва от действительности и, поэтому, прибавление еще одного вряд ли могло бы принести какую-нибудь пользу. Элемент сближения с больным, позволяющий дать ему возвращение к действительности, в психиатрии значительно более важный, чем элемент веры в магическую силу врача. Власть над здоровьем и жизнью больного, как и каждая власть, прокладывает расстояние, которое должен преодолеть психиатр, поскольку для больного самым важным моментом становится близость врача, на которого он может положиться.

В психиатрии невозможно отношение субъекта к объекту, которое делит людей на лечащих и леченных. Психиатр и при диагностическом и лечебном воздействии не может ни на минуту забывать, что пациент это субъект, в котором что-то происходит, который переживает, планирует определенным образом эмоциональные отношения к окружающему миру. Психиатр должен помочь больному в его собственном усилии изменения; но сам не может его изменить. Стремление к изменению другого человека противопоставляется его субъективизации. Иными словами — психически больные лечатся сами, а психиатр им только помогает, как говорилось в старой врачебной поговорке: «medicus curat, natura sanat»[26]. Эта проблема особенно отчетливо проявляется при неврозах, когда пациент часто требует от врача прописи различных лекарств, процедур, гипноза — одним словом, чтобы врач рассматривал его как предмет, а врач, в свою очередь, знает, что эти средства мало ему помогут, если больной сам не изменит своих эмоциональных реакций, стремлений, планов и т. д. Наверное, такое изменение не зависит полностью от воли больного, так как нельзя управлять своим настроением, чувствами, но тем не менее изменение должно произойти в больном спонтанно.