Психология сердца - [29]

Выход, к счастью или к сожалению, есть только один – необходимо понять, что для больного значит его болезнь, при этом сразу нужно оговориться, что для врача, как правило, она значит прямо противоположное. Итак, восприятие болезни больным и его врачом.

• Во-первых, в подавляющем большинстве случаев болезнь становится для больного «полной неожиданностью», «падает как снег на голову», что, с одной стороны, расстраивает все его планы, с другой стороны– он оказывается абсолютно к ней не готов.

Как нетрудно догадаться, врач видит эту ситуации совсем иначе: возникновение заболевания для него – явление естественное (факторы риска, этиологические агенты, возраст и т. п.), кроме того, ожидаемое, поскольку после первых же минут разговора с пациентом он, как правило, видит всю предысторию – «звоночки», «симптомы», «первые признаки». Манифестация болезни – это только манифестация, а само заболевание, в подавляющем большинстве случаев, возникло, понятное дело, не вчера. В связи с этим какие могли быть «жизненные планы»? Врач рассуждает здраво: у больного может быть один «жизненный план» – лечиться, лечиться и еще раз лечиться. Насколько врач, придерживающийся подобной точки зрения, ошибается, можно только догадываться…

Относительно же пункта о неготовности пациента к болезни в том смысле, что поле это для него не паханное, врач и больной вообще стоят на диаметрально противоположных позициях! Врача учили в институте, он сам имеет завидную, многолетнюю практику, он знает все в своей области – от А до Я. Конечно, инфаркт миокарда – вещь для него известная как свои пять пальцев, он знает не только ее этиопатогенез и клинику, но и возможные средства лечения, сроки (что, как и в какой последовательности будет происходить), прогноз и т. п. У него, что называется, все карты на руках, тогда как его больной в лучшем случае только название-то и слышал, причем краем уха, а если и вдавался в подробности, то так, что лучше бы он этого и не делал.

• Во-вторых, опять же в подавляющем большинстве случаев, соматическое заболевание сопровождается специфическими болевыми или какими-то другими неприятными ощущениями, чувством слабости, сердцебиением, мушками перед глазами и т. п., которые сами по себе есть для больного (сознательно или неосознанно) «сигналы опасности»; таким образом, он психологически (сознательно или неосознанно) находится «в круговой обороне» и, как всякий обороняющийся, насторожен, недоверчив, подозрителен и т. д.

Наверное, не нужно объяснять, что в этом пункте у врача с больным нет взаимопонимания. Конечно, врач понимает, что его пациент испытывает все «прилагаемые к болезни» ощущения, однако понимать, что кто-то испытывает, и испытывать это самому – вовсе не одно и то же. В соматической клинике можно наблюдать следующую мизансцену: больной, находящийся в аффекте, почти кричит своему врачу: «Вы не понимаете, у меня же болит!» – на что врач подчеркнуто спокойно отвечает ему: «Я знаю, голубчик, все знаю, не волнуйтесь». Это «не волнуйтесь» звучит для больного как свидетельство абсолютного равнодушия к нему врача, как свидетельство полного непонимания врачом обстоятельств, а потому и сущности болезни. Конечно, больной, вероятно, ошибается, вынося подобные оценки, но он делает это, поскольку здравый смысл в ситуации «опасности», которая беспрестанно аргументируется болевыми и прочими болезненными впечатлениями, ему отказывает.

Врачу трудно даже представить, насколько насторожен, недоверчив и подозрителен больной, находящийся под воздействием таких «стимулов», как боль, головокружение, слабость, сердцебиение, ощущение перебоев в работе сердца и т. п. Пациенту постоянно кажется, что оказываемое ему лечение или недостаточно, или неправильно, что врач чего-то не договаривает или даже намеренно скрывает. Наконец зачастую он уверен, что врач совсем не заинтересован в его – больного – излечении или недостаточно профессионален. Врач со своей стороны все необходимое, как ему кажется, делает. Так от чего же недоверие, почему сомнение? Это врачу непонятно. Как больной приходит к тем выводам, к которым он приходит, нетрудно догадаться – ведь он испытывает боль и другие неприятные ощущения, а повод для сомнений – не проблема, поскольку всегда можно сомневаться в правильности установленного диагноза, достаточности диагностических исследований, в адекватности назначенного лечения, эффективности препаратов и т. д. и т. п.

Больному не понять, что некоторые диагнозы могут быть поставлены и без какого-то специального инструментального исследования, ему неизвестно и то, что заболевание имеет свою логику и динамику развития, что симптомы болезни не могут быть отменены каким-то чудесным образом, а препарат зачастую окажет свое действие с расчетом на перспективу, но отнюдь не немедленно (по большей части весь прежний личный опыт общения пациента с лекарственными средствами ограничивался приемом анальгина, который действовал быстро и наглядно). У больного нет понимания и того факта, что качество лечения определяется не временем, затраченным врачом на беседу с пациентом, а его профессионализмом, который последнему, надо признать, не так-то просто проверить (специфического «секундомера» на этот случай пока не придумано). Когда же пациент испытывает недомогание, то полагает, что вся причина в том, что доктор недостаточно разобрался в проблеме, многого не услышал, а возможно, не услышал чего-то принципиально важного. Это «принципиально важное» врач, как правило, знает и так, а потому излияния пациента вовсе необязательны, однако это больному также неизвестно.