Психология. Психотехника. Психагогика - [91]

Определение человеческих состояний в терминах одномерной оппозиции «здоровья» и «болезни» оказывается совершенно недостаточным.

С точки зрения возможного значения для последующей судьбы человека, для его психологической истории, стало быть, также и с точки зрения психотерапии, приходится задавать вопрос: о каком здоровье (соответственно – болезни) идет речь: о здоровье (болезни) «к смерти» или «к жизни»?

Записав возможные сочетания в виде матрицы,

получаем четыре основных случая, переходы между которыми и задают основные типы событий – как в спонтанной динамике душевной жизни, так и в случае психотерапии.

Схема возможных переходов между основными состояниями:

– возможные спонтанные переходы;

– переходы под действием традиционной психотерапии;

– переходы под действием психотерапии, ориентированной на личностный рост.

Но можно пойти дальше и спросить: а был ли наш – теперь уже «вдвойне бедный» – Федя, который, как выясняется, и освободившись от болезни, не стал здоров, даже и ценой потери любимой девушки не смог «вернуть» себе здоровье, – а был ли он здоров до того, как заболел? В том-то и дело, что нет! Не потому заболел он экземой, что влюбился, но потому и не мог полюбить, не «заболев экземой», что еще до встречи с девушкой был «нездоров», не «ис-целен», то есть – не жил «из» целостности своего существа, ибо, быть может, никогда и не был «целен» – душевно.

Да, быть может, сказал бы читатель, скорее всего так оно и есть, так и должно быть у человека, который, как Федя, не понял того, что с ним происходит, не понял своей болезни. Как жаль, что все это произошло тогда, когда Зощенко еще не мог догадаться, что происходит с его знакомым, не мог сказать ему об этом и тем самым исцелить его. Не мог сделать того, что делал не раз впоследствии (что мы находим в «Неожиданном финале», «Истории молодой женщины» и в других историях), когда он до конца понял – до конца? понял? – свою собственную историю и исцелил себя самого – исцелил?

Можно было бы думать – и именно к такому представлению ведет нас сам Зощенко, – что уж в этих-то случаях (но особенно – в его собственном) исцеление действительно состоялось, что тут мы вправе употреблять слова «излечение», «здоровье» без каких бы то ни было оговорок. «Разум побеждает болезнь!» – эти слова всем пафосом повести хочет начертать Зощенко как итог своего поиска, как вывод из опыта самопознания, подтвержденного анализом многих других случаев.

Как бы хотелось поверить в эти воодушевляющие слова, в эту «похвалу и оправдание разума», поверить в то, что наконец-то – в границах столь хорошо понятного и доступного каждому человеку образа психотерапии, предполагающего у человека лишь добрую волю, готовность к подобному опыту самопознания, настойчивость и мужество в движении по этому пути, – что здесь-то, наконец, и найден ключ к исцелению человека, к исцелению его души, а тем самым – во многих случаях – и к исцелению тела, коль скоро, как мы видели, даже очень серьезная и неизлечимая иными средствами соматическая болезнь вдруг, как по мановению волшебной палочки, отступает и оставляет больного. К сожалению, мы покривили бы душой, если бы остановили свой разбор повести Зощенко на этом месте, как бы нам ни хотелось, подобно ее автору, закончить разговор с читателем на высокой и оптимистической ноте. В конце концов, нам, пожалуй, и удастся сделать это, только оптимизм наш окажется связанным не с темой разума (в том смысле, как он понимается Зощенко), но с другой, не менее высокой темой. Но чтобы достичь этого, необходимо сделать еще несколько шагов, даже всего, быть может, только один, но решительный шаг. Иначе мы не смогли бы с чистой совестью расстаться с автором, подобно тому, как он расстается со своими героями, доходя в каждом случае до самого конца в попытке понять их истории, отыскать действительные условия исцеления.

Действительно ли тот путь самопознания, который предлагает психоанализ – во всяком случае психоанализ в той его классической фрейдовской версии, в которой он и реализуется в повести Зощенко, – действительно ли он дает, способен дать действительное и полное исцеление человека – и душевное и телесное – даже в том случае, когда он проводится удачно и доводится до «самого конца», до самых «исходных», лежащих, как правило, в далеком прошлом пациента, чаще всего в детстве, точек психогенеза его страданий? Хотя уже и это требует не только мастерства, но и времени (психоанализ, как правило, очень длительная и требующая всего человека, всех его душевных сил работа) и, наконец, просто удачи, ибо психоанализ – это работа не рутинная, а творческая, как со стороны терапевта, так и особенно – пациента.

Казалось бы, разве не происходит исцеления в описанных Зощенко историях, в его собственном случае? На этот вопрос необходимо дать вполне определенный отрицательный ответ. Как показывают материалы биографии писателя, в частности представленные в архивных публикациях последних лет [132] , самоанализ Зощенко, выполненный им в 20-е годы и представленный в повести «Перед восходом солнца», не дал ему полного исцеления. Ни полного, ни окончательного. Болезнь возвращалась. В особенно тяжелой форме – в последние годы его жизни [133] .