Психология и психопатология одиночества и групповой изоляции - [9]

Процесс социализации — вхождение в социальную среду, приспособление к ней, освоение определенных социальных ролей и функций — вслед за своими предшественниками повторяет каждый отдельный индивид на протяжении всей истории своего формирования и развития. Атмосфера отношений, влияний и взаимодействия в процессе общения, как подчеркивает Б. Д. Парыгин (143), является мощным фактором формирования личности и групповых отношений. Вот почему у ребенка, изолированного от общества, не развивается абстрактное мышление, сознание и самосознание. В условиях изоляции у него нет возможности и терроризировать (погрузить в свое психологическое «поле») общественные отношения и превратить их в высшие психические функции.

Из приведенных фактов видно и то, что все дикие дети, вернувшись в общество людей, благодаря воспитанию достигли того, что недостижимо для их приемных родителей. Но в то же время ни один из таких детей не достиг в своем психическом развитии того, что достижимо для каждого психически здорового ребенка при обычном воспитании. Так, Камале понадобилось десять лет чтобы запомнить несколько десятков слов и научиться ходить. Мальчик, воспитанный в волчьей стае, в зоопарке направлялся прямо к волкам, рвался к ним в клетку и никак не хотел уходить от них. Никто из «диких» детей так и не стал по-настоящему человеком. Их удалось довести в процессе воспитания лишь до уровня слабоумных представителей рода человеческого. Эти эксперименты, поставленные природой и людьми, свидетельствуют о том, что развивающийся человек только в определенном периоде способен к воспитанию. «Врастание ребенка в цивилизацию, — писал Л. С. Выготский, — обусловлено созреванием соответствующих функций и аппаратов. На известной стадии своего биологического развития ребенок овладевает языком, если его мозг и аппарат развиваются нормально. На другой, высшей ступени развития овладевает десятичной системой счета и письменной речью, а еще позже арифметическими операциями.

Эта связь, приуроченность той или иной стадии или формы развития к определенным моментам органического созревания возникала столетиями и тысячелетиями и привела к такому сращиванию одного и другого процессов, что детская психология перестала различать один процесс от другого и утвердилась в той мысли, что овладение культурными формами является столь же естественным симптомом органического созревания, как те или иные телесные признаки» (42, с. 54).

Таким образом, наследственность и воспитание идут навстречу друг другу и, встречаясь, рождают такие свойства человеческой психики, какие ни наследственность без воспитания, ни воспитание без наследственности породить не в силах. Результат такой встречи должен состояться только в определенное время. В ранние «критические периоды» развертывания анатомо-физиологических возможностей закладывается, очевидно, глубокий фундамент психических возможностей человека, способностей, влечений и отношения к миру. Возникают какие-то решающие отпечатки, которые в дальнейшем действуют долго и принимают самые неожиданные обличия.

Наследственные возможности мозга подрастающего человека очень гибки, они допускают как бы выбор из многих вариантов. Научившись рычать по-волчьи, усвоив повадки «приемных родителей», ребенок вырабатывает не свойственные людям стереотипы, и чем дольше они функционируют, тем более трудным становится перевоспитание. Затем наступают необратимые изменения в психике человека.

Это положение подтверждается наблюдениями зоопсихолога К. Лоренца за развитием детенышей гусят и других выводковых птиц, вылупившихся в инкубаторе. Первым движущимся объектом, с которым встречались гусята в момент вылупления, была не их мать, а сам К. Лоренц. Произошла удивительная вещь: вместо того чтобы присоединиться к стаду гусей, эти гусята повсюду следовали за К. Лоренцем и вели себя так, как если бы он был их матерью. Это явление он назвал импритингом (запечатлением). Ярким примером может служить эпизод, рассказанный экспериментатором.

Однажды К. Лоренц с выводком «импритингованных» утят отправился к водоему. Для того чтобы они шли за ним и не потеряли его в густой траве, Лоренцу приходилось передвигаться на корточках и непрерывно крякать. «Когда я вдруг взглянул вверх, — пишет он, — то увидел над оградой сада ряд мертвенно-бледных лиц: группа туристов стояла за забором и со страхом таращила глаза в мою сторону. И не удивительно! Они могли видеть толстого человека с бородой, который тащился, скорчившись в виде восьмерки, вдоль луга, то и дело оглядывался и крякал — а утята, которые могли хоть как-то объяснить подобное поведение, утята были скрыты от глаз изумленной толпы высокой весенней травой» (113, с. 32).

Проявления этой привязанности к человеку стали особенно необычными, когда, достигнув половой зрелости, пернатые принялись искать брачных партнеров среди людей, не проявляя ни малейшего интереса к представителям собственного вида.

В природных условиях первый движущийся объект, попадающий в поле зрения гусят, — это их мать. Естественно поэтому, что импритинг направлен на нее, вызывает привязанность к ней. У ребенка социальные связи устанавливаются очень рано и носят более глубокий характер, оставаясь порой на всю жизнь. Вот почему общение с матерью в раннем детстве чрезвычайно важный этап в развитии личности.