Психология древнегреческого мифа - [33]

Персей торжественно похоронил нечаянно убитого деда за воротами Лариссы на краю большой дороги, как это было в обычае у греков. Теперь ничто не мешало ему, вернувшись в Аргос, занять осиротевший престол; но внутреннее чувство запрещало ему поселиться во дворце своей хотя бы и невольной жертвы. Брат Акрисия, Прет, жил, как мы видели, в соседнем Тиринфе; отправившись к нему, Персей предложил ему выгодную мену: Аргос с Микенами и Навплией взамен одного Тиринфа. Прет с радостью согласился, тем более что под его власть переходил вместе с Аргосом и Микенами и лежащий между ними славный своими богатствами и своей святостью храм Аргосской Геры.

И досталось Прету богатство, а Персею – безоблачное счастье до смерти и за ее пределами, на том и на этом свете.

13. Химера

Тем родственником, на которого намекал Гермес, предостерегая Персея от преизбыточной силы, был именно Прет, брат и вместе с тем злейший враг Акрисия. Он от души радовался, видя его без мужского потомства и даже – после несомненной, как казалось, гибели Данаи – бездетным; не желая ему со своей стороны доставить того же удовольствия, он развелся со своей женой, от которой у него были только дочери, и уже на старости лет женился на молоденькой и красивой Сфенебее. Сына от нее он действительно получил, но в остальном радости испытал мало.

Случилось однажды, что в его дом завернул сын его коринфского кунака, по имени Беллерофонт. Этот юноша имел у себя на родине несчастье нечаянно убить близкого родственника. В те древнейшие времена еще не делали разницы между невольным и умышленным убийством: пролитая кровь и в том и в другом случае вопияла о мщении, и Беллерофонту пришлось покинуть Коринф. Но это еще было не все: пролитие родственной крови «оскверняло» человека, призывая божий гнев на его голову; оскверняло не только его, но и всякого, кто вступал в общение с ним. Его поэтому всячески сторонились; чтобы стать опять человеком между людьми, ему надлежало «очиститься». Пути и средства очищения указал Аполлон; это была торжественная, таинственная обрядность; благочестивой кровью жертвенного животного смывалась нечестивая кровь убийства. А чтобы очиститься, убийце надлежало, покинув место преступления, искать убежища в каком-нибудь зажиточном доме и просителем, с масличной веткой в руках припасть к домашнему алтарю. Такой проситель ставил себя под покровительство Зевса, и было грешно отвергнуть его благочестивую просьбу. Зато по ее исполнении между убийцей и его очистителем возникали отношения как между сыном и отцом: очиститель становился покровителем убийцы, давая ему кров и корм, но имея также право требовать от него известных услуг.

Беллерофонт явился просителем в дом Прета; послушный заветам Зевса и Аполлона, Прет очистил его, и тот с тех пор жил в его доме, помогая ему во всех делах как сын отцу. Он нравился Прету, но на беду еще более нравился его молодой жене, Сфенебее. Ее старый муж стал ей вдвойне противен с тех пор, как тот был ее гостем; ах, если бы он умер, если бы она, унаследовав его царство именем их малолетнего сына, взяла себе мужем своего «коринфского гостя», как она любила называть Беллерофонта! Все сильнее и сильнее мучила ее любовь; правда, Прет и не думал умирать, но… разве нельзя было смелому человеку, каким был Беллерофонт, силой отправить старика на тот свет? Она доверилась своей старой няне. Та нашла дело вполне исполнимым; ведь убил же коринфский гость у себя на родине человека, и притом совсем без пользы, а тут наградой будут и царство, и молодая красавица жена!

И вот пошла няня уговаривать Беллерофонта. У того кровь застыла, когда он услышал ее нечестивое предложение: как, убить, умышленно убить человека? мало того, хозяина? мало того, очистителя? А долг? а правда? а боги?

– Боги! – засмеялась старуха. – Да разве есть боги? Ешь, пей, веселись, а о богах не думай: их хитрые люди выдумали для острастки глупцов.

– Уйди! – крикнул ей молодой витязь.

– Уйти уйду, а поумнеешь, сам скажешь, что я была права.

Но что было делать? Рассказать обо всем хозяину? Это значило бы совсем разрушить и без того уже шаткий брак. Но Прет часто отлучался; вот и теперь его не было. Жить под одним кровом С этой безумной в отсутствие царя было невыносимо. И Беллерофонт отправился на охоту.

Прет вернулся. Сфенебея со страхом дожидалась его возвращения: сказал ему Беллерофонт про нее или не сказал? С первых же слов она убедилась, что нет; но это только отсрочка: не сказал теперь – может сказать после, если она его не предупредит. Она притворилась несказанно обрадованной возвращением мужа: и смеялась, и плакала; никогда еще она с ним такой не была.

– Что с тобой?

– О, я так рада, что ты вернулся невредим.

– Да разве мне угрожала опасность?

– Не спрашивай!

– Нет, говори, что знаешь!

А ей этого и хотелось, чтобы он ее строго допросил. После многих принуждений она ему наконец выдала мнимую тайну: Беллерофонт, мол, предложил ей убить ее мужа и жениться на ней.

Прет души не чаял в своей молодой жене и доверял ей безусловно; он не сомневался в вероломстве своего гостя и был им глубоко возмущен. Но казнить гостя, и притом им же очищенного, эллинский закон ему не дозволял; он придумал другое. Призвав Беллерофонта, он передал ему запечатанное письмо к своему тестю Иобату, отцу Сфенебеи, царю далекой Ликии в Малой Азии. Беллерофонт немедленно отправился туда, обрадованный в душе, что покидает дом Прета: уж очень трудно в нем дышалось за последнее время.