Психологическая подготовка парашютиста - [17]

По мере приближения прыжка процессы возбуждения в коре головного мозга и подкорке начинают концентрироваться в тех отделах, функционирование которых физиологически «обеспечивает» парашютный прыжок.

Согласно закону индукции наличие в коре сильных ограниченных очагов возбуждения ведет к образованию выраженного торможения на остальных ее участках. И. П Павлов установил, что кора головного мозга из бесчисленного множества раздражений, которым подвергается организм, в каждым отдельный момент воспринимает лишь жизненно важные и в то же время задерживает остальные, неактуальные. Таким образом организм избавляется от ненужных реакций. Чем сильнее процесс возбуждения в очаге обеспечивающем текущую деятельность организма, тем интенсивнее торможение и в остальных участках коры, активность которых не обязательна в данный момент.

Зная эту психофизиологическую закономерность, нетрудно понять, почему после ознакомительного прыжка начинающий парашютист очень часто не может отчетливо вспомнить всех деталей обстановки, предшествовавшей отделению от летательного аппарата. Сильное сосредоточение внимания на прыжке с непривычной высоты, эмоциональное напряжение, вызванное волевым преодолением пассивно-оборонительного рефлекса, вполне закономерно оставляют вне сферы сознания второстепенные детали. Тем не менее это обстоятельство нередко смущает начинающего парашютиста, подрывает в нем веру в свои спортивные возможности. Чтобы избежать подобных переживаний, необходимо разъяснять спортсменам психологический механизм «сужения» объема сознания при первых прыжках, показывать пользу наземных тренировок для их устранения.

Особенностью психологического состояния человека во время прыжка занимались многие психологи и физиологи. Так. В. А. Горовой-Шалтан отмечал, что в момент отрыва от самолета и свободного падения у спортсмена наступает некоторое «сужение сознания», которое М. М Гордон рассматривал как своеобразный эмоциональный шок, не мешающий, однако, парашютисту самостоятельно выдернуть кольцо и раскрыть парашют. В 1940 году X. Т. Арский стремился экспериментальным путем выяснить соотношение возбудительных и тормозных процессов в центральной нервной системе парашютиста в момент прыжка. Для этого он предварительно вырабатывал у спортсменов специальные условные рефлексы и проверял, как они проявляются при прыжке с парашютной вышки. В результате его опытов установлено, что наибольшее торможение функций коры головного мозга (а значит и «сужение сознания») происходит именно в момент отделения от вышки.

Надо сказать, что сильное корковое торможение, развивающееся в момент прыжка, в отдельных случаях может вызвать у спортсмена пассивно-оборонительный рефлекс в его наихудшем виде. Очень ярко описал это в своей книге В. Г. Романюк.

«…В другой раз мне пришлось наблюдать не менее поучительный случай. Тогда я по просьбе Осоавиахима («сбрасывал» парашютистов, подготовленных из рабочей и учащейся молодежи. Эти юноши и девушки еще не получили закалки. Наблюдая за ними, я думал, что такой «перворазник», не имея достаточной психологической подготовки, выйдя на крыло самолета и оказавшись над пропастью, может забыть многое: кто он такой, как его зовут и т. д., но о кольце, о том, что его надо выдернуть, будет помнить непременно.

И это мое убеждение поколебал врач, всегда присутствующий при прыжках. Он увлекся парашютизмом и пожелал не только провожать людей в полет, но и выполнить прыжок. Разрешение было получено.

В день прыжков врач пришел на старт раньше всех. Когда парашютисты перед полетом выстроились, он выслушал у них пульс, потом отошел в сторону и принялся считать удары собственного сердца.

…Когда самолет набрал нужную высоту и прилетел в зону прыжков, я убрал газ мотора и дал спортсмену команду приготовиться. Задевая ранцами парашютов за край кабины, врач вылез на крыло и встал на самом его краю. «Левой рукой он держался за борт самолета, а правой за вытяжное кольцо парашюта.

— Пошел! — скомандовал я.

Но врач, казалось, не слышал команды. Застывшим взглядом он смотрел в бездну у своих ног и не двигался.

— Вернитесь в кабину! крикнул я.

Он оставался в прежней позе, видимо, боялся пошевелиться. Еще несколько попыток вернуть врача в кабину не привели ни к чему. Мельком взглянув вниз, я увидел, как под крылом проплывают границы аэродрома. А дальше были железнодорожные пути большой станции, водокачка, вокзал и другие места, не подходящие для приземления парашютиста. Сажать самолет с человеком на крыле нельзя, так как он может свалиться. Надо было срочно принимать решение. «Вытяжная веревка все равно откроет парашют», — вспомнил я и резко положил машину на левое крыло, дав мотору полный газ. Врач сорвался с крыла самолета и камнем пошел вниз. Парашют ему открыла вытяжная веревка, так как он сам даже не сделал попытки выдернуть кольцо. Такое поведение парашютиста я видел впервые. Приземлился он благополучно, на старт пришел бледный, но довольный.

— Не сердитесь на меня? — спросил я его после полетов.

— Откровенно говоря, я плохо помню, как там, воздухе, все произошло, — признался он.