Психофильм русской революции - [142]

Наши потери были сравнительно ничтожны. И в то же время на улицах Киева снарядом был убит профессор Брюно, с которым я только несколько дней тому назад обсуждал возможность его отхода.

К полудню Литовский полк передвинулся к посту Волынскому. Когда я на станции возился с ранеными, Кинбурнский полк ушел вперед, и я остался с Литовским. Поезда непрерывной лентой один за другим уходили, вернее, ползли по направлению к Василькову, и сколько видел глаз, тянулась эта лента. Люди, как мухи, облепляли крыши и буфера, стояли на ступеньках. Никому не хотелось отставать. По обеим сторонам полотна непрерывно шел поток людей - и вооруженных, и невооруженных. Некоторые воинские части, потеряв надежду, что их поезда будут увезены, разгружались и, бросая свои базы, трогались пешим порядком. Я натолкнулся на такую картину оставления своей базы Якутским полком. Это был хороший боевой полк. Командиром его был хромой генерал.

Наш полк отправился по дороге к Боярке, в 21 версте от Киева. Кое-где вдоль дороги стояли в боевой готовности орудия добровольцев, наведенные на Киев, а вблизи их были установлены пулеметы. Но странно: я не видел ни коноводов, ни зарядных ящиков. Добровольцы бросили в Киеве все свое имущество. Орудия не на чем было вывезти. Потери были невелики, и если бы дух армии не был сломан, можно было бы дать отпор. Некоторые небольшие забытые части погибли целиком, как, например, часть, охранявшая деревянный мост. Мы попали в части, которые должны были идти на Васильков, а оттуда на Белую Церковь. В этот день нападений банд на нас не было. Душевное напряжение делало этот переход в смысле утомления малозаметным. Вечер был теплый и тихий.

Полк вступил в Боярку, - здесь был объявлен привал. Сплошной кучей набились в хату, чтобы согреться. Даже присесть было невозможно. Курили и, конечно, плевали. Здесь мы встретили наших двух офицеров Кинбурнского полка, полковника Васильева и корнета Падалку, отбившихся от полка, так как они были в разведке. Мы решили дальше держаться вместе и догонять наш полк. Опыт боевой жизни научил меня всеми силами стараться не отбиваться от своей части. Но офицеры любили устроиться поудобнее. Отыскав комнату в доме священника, они звали нас туда. Я долго уговаривал их, но должен был уступить своим спутникам, хотя ничего хорошего от этого не ждал. Мы действительно нашли прекрасную комнату, где нам дали самовар, и мы удобно расположились. В это время к нам явились офицеры Кабардинского пехотного полка, с которыми мы и поделились помещением. Часть этого полка еще отходила с боем и теперь выставила охранение. Мы хорошо поужинали и растянулись на соломе, уговорившись, что во время отхода Литовского полка нас разбудят. На боевой линии было тихо. Мы сладко спали, когда раздался голос: «Литовский полк прошел на Васильков». Мы вскочили, но, пока мы шарили спички и собирали вещи, от проходящего полка не осталось и следа. Я бросился вдогонку полка, но улицы были безлюдны, а новые части не проходили. Мы вынуждены были вернуться и дожидаться утра. Был первый час ночи. Случилось самое скверное: мы оторвались от нашей дивизии и найти ее в сутолоке отхода было нелегко.

Мы встали в пять часов утра, когда было еще совершенно темно. В шестом часу мы вчетвером выступили в путь. Деревня еще спала. Было сравнительно тепло и совершенно тихо, как бывает в зимнее утро, когда даже петухи не поют. Кое-где у дворов стояли обозные повозки, но значительных скоплений войск здесь не было. За точно вымершей деревней шел лес. Идя между деревьями, мы обогнали группу штатских беженцев. Пешком уходила группа членов и служащих Киевской городской управы. Социал-революционеры уходили теперь под охраной штыков Добровольческой армии. Все было теперь безразлично, и даже напор желаний не пробивал неизвестного. Куда мы шли? Всюду кругом была пугачевщина, от которой гибла и наша армия.

С уходом из Киева опустилась занавесь на все, что там происходило. Это начиналась глубокая ночь над Матерью городов русских, где безвозвратно хоронилась прежняя счастливая жизнь с ее сказками о киевских богатырях. Большевики легко могли перерезать нам путь, а люди шли тысячами.

Первая деревня была верстах в семи. Мы добрались туда, когда начало светать. Там все спало. Обнаружилась знакомая картина русской беспечности. По дворам, забившись в хаты, мирно спали небольшие группы добровольцев, не выставив никаких охранений. Если бы сюда ворвалась банда, она перерезала бы всех как гусей, что и случалось в эти ночи. Тихо надвигался рассвет. Багряную зорьку на востоке приветствовала доносившаяся с северо-востока орудийная канонада. Начиналась дневная работа уничтожения людей.

Когда мы вышли из деревни, дорога стала оживляться. Небольшие отряды трогались в путь. Шли группы беженцев самых разных типов. Одеты они были во что попало, и горе было тем, кто был одет получше, ибо их сторожили на пути хищники. Шли с котомками, без суеты и неторопливо. Путь предстоял далекий. Войсковые части шли уже без строя и без команды, простыми группами. С восходом солнца вся дорога заполнилась людьми. Вышедший впереди нас Литовский полк заночевал в одной деревне и был обстрелян там бандитами. Но полк отбился без потерь. По дороге валялись разбитые автомобили, повозки, кое-где дохлые лошади. С быстротой молнии дорогу облетали слухи. Сзади напора большевиков не было.