Психодиахронологика - [42]
2.2.1. Перескажем несколько антинигилистических сюжетов.
Тургенев в «Отцах и детях» (1862) обрекает бунтаря Базарова на смерть, предварительно изобразив его неудавшуюся любовь к Одинцовой. Этой нарративной линии противостоит повествование о семейном счастье: Аркадий женится на Кате, его отец, Николай Петрович, — на Фенечке; обе женщины становятся матерями. Для Тургенева несущественно, каков именно брак его персонажей (мезальянс ли это, как в случае Николая-Петровича и Фенечки, или союз равных партнеров; брак ли это отца или сына); в антинигилистическом, т. е. в идейно-безыдейном, романе позитивным является не концепция семьи, но любое родовое отношение.
Сходным образом развертывается роман Лескова «Некуда» (1864). Нигилисты (революционер Райнер и влюбленная в него Лиза Бахарева) погибают (Райнера убивают во время Польского восстания, в котором он участвует; Лиза угасает, не выдержав этой смерти). Оба представителя нигилистического движения вырваны из семейно-родовых уз: Лиза бежит от истерической матери и попадает в квазисемью, в коммуну «Дома Согласия», которую организовал Белоярцев; Райнер не просто внесемеен, но и вдобавок к этому вненационален (швейцарский гражданин, он бунтует против русских на стороне поляков). И напротив: благополучны доктор Розанов и Женя Гловацкая, которые — всяк по-своему — посвящают себя семейной жизни. Подчеркнем, что Лесков, как и Тургенев, позитивирует брак вне зависимости от его качества (Розанов состоит в гражданском браке с Полинькой Калистратовой, тогда как Женя с ее мужем — в церковном)[157].
Во «Взбаламученном море» (1863) Писемского главное действующее лицо романа, Александр Бакланов, подвергается серьезной опасности, провозя из Лондона в Петербург революционные листовки. Жена Бакланова, Евпраксия, уговаривает мужа выбросить листовки за борт корабля, на котором они путешествуют. Между тем ее брат, Валерьян, попавший под влияние нигилистов и также нагруженный лондонской печатной продукцией, не внимает увещеваниям Евпраксии — суд приговаривает его к двенадцати годам каторжных работ. Для Бакланова, в прошлом покинувшего семью, возвращение к Евпраксии означает спасение, которому Писемский придает более чем частный, только в мире его романа значимый, характер («Страна, где есть такие жены и матери <…> не погибла еще»[158]).
Своего предела апология рода достигает в гончаровском «Обрыве» (1869), где мир семьи наполняется не просто положительным, но идиллическим содержанием (в земном рае, в поместье, которым правит «бабушка», Татьяна Марковна, ни в чем нет дефицита — ни в хорошей пище, ни в красотах природы, ни во взаимной любви обитателей и пр.). Нигилист Марк Волохов едва не разрушает этот мир тем, что склоняет к страсти без брака воспитанницу Татьяны Марковны и ее двоюродную внучку, Веру, которая тяжело заболевает. «Бабушка» и лесопромышленник Тушин (в будущем возможный муж Веры) берут верх над нигилистом — тот добровольно отправляется юнкером в гиблое место, на Кавказ[159]. В отличие от Веры ее младшая сестра Марфинька не предает забвенью родовое начало и вознаграждается за это, став женой чиновника Викентьева, безмятежной жизнью.
2.2.2. В ряде текстов обсуждавшаяся смысловая схема антинигилистического повествования (назовем ее «сильной») выступает в «ослабленном» виде, но тем не менее остается все той же сотериологией, признающей лишь одну ценность — род[160].
Так, в менее известном, чем четыре только что названных, анти-нигилистическом романе Маркевича «Марина из Алого Рога» (1873) не рисуется смерть или почти-смерть нигилиста. Вместо этого нигилистически настроенный персонаж показан здесь терпящим жизненный крах, не достигающим своих целей. Дочь наказанного правительством декабриста, Дина, мечтает отомстить за отца, выходит замуж по расчету, чтобы с высокой общественной позиции повлиять на политику, и постепенно заражается нигилизмом («…кроме простого мужика, все остальное у нас ложь и призрак!»[161] — говорит она), однако планы этой героини не реализуются (ее муж — на грани банкротства). С неудавшейся (искусственной) семейной жизнью Дины и князя Солнцева контрастирует брак Марины и графа Завалевского: Марина преодолевает нигилизм, в который она было уверовала, — ее будущий муж удерживает ее от самоубийства.
В отличие от Маркевича Клюшников «ослабляет» в «Мареве» (1865) обычные для антинигилистической литературы мотивы родового счастья. В этом романе нигилист (Владислав Бронский) почти гибнет, подобно его единомышленникам из многих других анти-нигилистических текстов (на дуэли в Лондоне разорвавшийся в его руках пистолет ранит его осколком стали в висок). При этом Бронский жертвует родовым бытием ради служения революции — польскому делу (он не хочет знаться с Юлией, беременной от него, — их ребенок погибает в дни Польского восстания). Противник же Вронского, Русанов, представляет собой отклонение от «сильной» схемы антинигилистического повествования. Попытка Русанова жениться на Инне срывается. Он остается холостяком. Нужно, впрочем, заметить, что Русанов продолжает род, если и не как отец, то все же как восприемник семейной традиции (в финале романа этот герой, добровольцем сражавшийся с поляками, принимает в наследство усадьбу своего умершего дяди). Существенно и то обстоятельство, что уже одна только приверженность Русанова семейно-родовым ценностям оказывается спасительной для него (раненный поляками, он выживает благодаря заступничеству Инны, в которую он влюблен).
Что такое смысл? Распоряжается ли он нами или мы управляем им? Какова та логика, которая отличает его от значений? Как он воплощает себя в социокультурной практике? Чем вызывается его историческая изменчивость? Конечен он либо неисчерпаем? Что делает его то верой, то знанием? Может ли он стать Злом? Почему он способен перерождаться в нонсенс? Вот те вопросы, на которые пытается ответить новая книга известного филолога, философа, культуролога И.П. Смирнова, автора книг «Бытие и творчество», «Психодиахронологика», «Роман тайн “Доктор Живаго”», «Социософия революции» и многих других.
Подборка около 60 статей написанных с 1997 по 2015 ггИгорь Павлович Смирнов (р. 1941) — филолог, писатель, автор многочисленных работ по истории и теории литературы, культурной антропологии, политической философии. Закончил филологический факультет ЛГУ, с 1966 по 1979 год — научный сотрудник Института русской литературы АН СССР, в 1981 году переехал в ФРГ, с 1982 года — профессор Констанцского университета (Германия). Живет в Констанце (Германия) и Санкт-Петербурге.
Исследование известного литературоведа Игоря П. Смирнова посвящено тайнописи в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» Автор стремится выявить зашифрованный в нем опыт жизни поэта в культуре, взятой во многих измерениях — таких, как история, философия, религия, литература и искусство, наука, пытается заглянуть в смысловые глубины этого значительного и до сих пор неудовлетворительно прочитанного произведения.
В книге профессора И. П. Смирнова собраны в основном новые работы, посвященные художественной культуре XX века. В круг его исследовательских интересов в этом издании вошли теория и метатеория литературы; развитие авангарда вплоть до 1940–1950-х гг.; смысловой строй больших интертекстуальных романов – «Дара» В. Набокова и «Доктора Живаго» Б. Пастернака; превращения, которые претерпевает в лирике И. Бродского топика поэтического безумия; философия кино и самопонимание фильма относительно киногенной действительности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
Эта книга рассказывает о том, как на протяжении человеческой истории появилась и параллельно с научными и техническими достижениями цивилизации жила и изменялась в творениях писателей-фантастов разных времён и народов дерзкая мысль о полётах людей за пределы родной Земли, которая подготовила в итоге реальный выход человека в космос. Это необычное и увлекательное путешествие в обозримо далёкое прошлое, обращённое в необозримо далёкое будущее. В ней последовательно передаётся краткое содержание более 150 фантастических произведений, а за основу изложения берутся способы и мотивы, избранные авторами в качестве главных критериев отбора вымышленных космических путешествий.
«В поисках великого может быть» – своего рода подробный конспект лекций по истории зарубежной литературы известного филолога, заслуженного деятеля искусств РФ, профессора ВГИК Владимира Яковлевича Бахмутского (1919-2004). Устное слово определило структуру книги, порой фрагментарность, саму стилистику, далёкую от академичности. Книга охватывает развитие европейской литературы с XII до середины XX века и будет интересна как для студентов гуманитарных факультетов, старшеклассников, готовящихся к поступлению в вузы, так и для широкой аудитории читателей, стремящихся к серьёзному чтению и расширению культурного горизонта.
Расшифровка радиопрограмм известного французского писателя-путешественника Сильвена Тессона (род. 1972), в которых он увлекательно рассуждает об «Илиаде» и «Одиссее», предлагая освежить в памяти школьную программу или же заново взглянуть на произведения древнегреческого мыслителя. «Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками – Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.